Нет. Это бред. Она бы не посмела. Как тихая девушка, всегда спокойная и отрешенная, могла связаться с криминалом?
Я задерживаю дыхание, вспоминая черные глаза, бездушные и лишенные эмоций, мощное тело, поражающее развитой мускулатурой, и жесткую энергетику, от которой сразу хочется упасть на колени. Будто воочию вижу перед собой Шмидта и тут же встряхиваюсь, избавляясь от дикого наваждения.
Рон бы точно не стал играть в такие игры. Он из тех, кто всегда идёт напролом, неизменно достигает цели. В его глазах была жуткая боль. Ломающая и сносящая к черту все барьеры.
Это не он. Тогда кто?
— А твоя мама…как же она не заметила разницы?
Я отшатываюсь, окончательно сбитая с толку. И правда, почему я сразу не подумала о ней? Мама всегда различала нас. Безошибочно определяла, кто — Амелия, а кто — Моника.
Насколько велика вероятность того, что она не знает, какая из дочерей погибла?
Надеюсь — огромная. В конце концов, пока что я не могу трезво оценивать ситуацию. До тех пор, пока не вспомню, кто я такая.
— Бред, — мотаю головой, — зачем это моей маме?
— Согласна. Извини, сглупила.
— Пойдем. Поговорим в более спокойной обстановке, — киваю в сторону кабинок, за которыми скрылись две девушки. Стоит звенящая тишина. На мгновение я допускаю мысль о том, что нас могут подслушивать, но тут же отмахиваюсь от подозрений.
Если в жизни творится хаос, это не значит, что все вокруг начинают за мной следить.
Мы возвращаемся за столик и какое-то время молчим. Я вижу в глазах Джины искренне желание меня обнять и поддержать, но оно «гасится» под весом моего скупого равнодушия.
Я безумно счастлива, что нашла человека, с которым была очень близка, но мне крайне сложно искусственно улыбаться и наигранно радоваться, потому что теплые рассказы блондинки о нашем совместном прошлом равносильны сюжету какой-то книги.
Они не греют. Не помогают. Не вдохновляют. Только топят, убивая жестоким осознанием — поведанная история — жизнь чужого человека, к которой я не имею никакого отношения.
Я начинаю понимать, насколько ценны мои воспоминания, и потому их отсутствие больно бьет по щекам.
Смотрю на часы, висящие на стене, и вздрагиваю.
У нас осталось совсем мало времени, а я трачу последние минуты на бессмысленную хандру.
Дурочка.
— Джина, — неуверенно спрашиваю, — сколько лет мы с тобой знакомы?