Блазг с интересом изучал лук,
крайне осторожно пробуя тетиву и боясь переломить оружие,
словно тростинку.
– Мы такваким
не пользоваться, – объяснил он, заметив мой взгляд.
– Знаю. Вы предпочитаете
у‑таки.
Он квакнул, улыбнулся.
– У‑таки это для весали[1],
детей и других кваст. Квагеры пользоваться секварами.
Это точно. Я никогда
не видел знаменитый Болотный полк, но слышал,
что они с легкостью мечут тяжелые обоюдоострые секиры
чуть ли не на пятьдесят ярдов. Могу только
предположить, какие бреши такие штуки должны пробивать в рядах
противника.
– Квак твой себя чувствовать,
человече? Грусть ушла? – с искренней заботой о моем
состоянии поинтересовался блазг.
– Я справляюсь, –
кисло улыбнулся я.
– Твой не думать,
о чем я говорить, – с сожалением произнес он. –
Твой убивать себя изнутри. Это плохо.
– Люди отличаются
от блазгов. Мы скорбим о тех, кто ушел.
– Вот так, собака!
– Юми говорить,
что все скорбят. Но все существа в мире – дети
Квагуна.
– Думаю, на этот счет вам
стоит побеседовать не со мной, а со жрецами
Мелота. Вам будет что рассказать друг другу.
– Вот так, собака. –
Вейя заглянул мне в глаза.
– Лань тьмы[2], кваторая пришла
с тобой вчера, выглядит не квак самква. Юми это
удивлять. Он бояться, не перепутать ли ты.
– Это Проклятая. Можете
не сомневаться. И я, и Шен раньше с ней
встречались.
– Мы заметить, – важно
кивнул блазг.
Надо было видеть Целителя, когда я
вернулся вместе с Тиф. К чести мальчишки можно сказать,
что он не бросился на гостью с магией
или кулаками, чего я от него вполне ожидал.
Но выражение лица Шена говорило само за себя.
Он прекрасно помнил, как попал к Тиа в плен,
как та катала его над Альсгарой по небесам
и как его унижали, втоптав в грязь в буквальном
и переносном смысле этого слова.
Весь следующий день он со мной
не разговаривал, был мрачен и в конце концов
ушел возиться с Роной.
Судя по всему, девчонка
прислушалась к моим словам и оставила попытки устроить
свару. В себя она приходила не больше чем на нар.
Остальное время либо спала, либо проводила в рыданиях
и несла полную чушь. На мой взгляд, лучше ей нисколько
не становилось, как Шен ни убеждал меня
в обратном.
Лагерь я застал точно таким же,
каким оставил. Тихим и унылым. Фургон стоял боком
к тракту, Пегая и Рыжая паслись вместе с новой
лошадью по кличке Сонная. Целитель возился у костра,
а Тиф, набросив на плечи теплый свитер, сидела,
прислонившись к колесу, и из‑под полуприкрытых век
наблюдала за мальчишкой. Заметив меня, она наклонила
голову. Я оставил ее приветствие без внимания.