Настоящие эмо были солидной
субкультурой, прародителем которой некогда выступал американский
хард-кор восьмидесятых. Розово-черная идеология выражала молодежный
протест в силу убеждения необходимости веганства и стрейт-эйджа:
сложной системы отказа от алкоголя, наркотиков и других
допингов.
Как по мне, было даже здорово иметь
некую общность, примыкать к группе людей, чьи взгляды совпадали с
твоими. Вот только на каждое действие всегда находилась «затычка».
Нелюди, которым яркие личности не давали покоя, и это мне тоже было
известно. Среди эмо, как и в любых других субкультурах, проходили
постоянные проверки на «подлинность». Они заключались в невинном
выяснении того, знал ли человек, истоки, ту ли музыку слушал, а
порой доходило и до травли и гнобления. Не они первые, и они — не
последние, кто поражал обывателей нестандартным видом и иной
позицией в жизни. Готы, панки, кибер-панки, пост-панки, гранжеры,
металлисты, скинхеды, ролевики... Кто только не поражал
незамутненные умы постсоветского населения.
И сейчас мне было ясно, что девочка
из-за своей неординарной внешности, возвращаясь вечером одна домой
попала в беду. Вот только чем я могла помочь этой женщине, я не
понимала. Гипноз здесь не помощник.
— Постарайтесь вспомнить все! Сейчас
любые детали могут стать решающими. Куда она шла? С кем?
Женщина, в очередной раз всхлипнув,
утерла лицо рукавом и начала свой сбивчивый рассказ.
— Мне гордиться нечем. Я плохая
мать. Наш кормилец, мой муж, погиб четыре года назад. При нем мы
как сыр в масле катались. Он любил своих девочек и баловал. После
его смерти выяснилось, что все наше имущество записано на его мать
и мы не имеем никаких прав на квартиру. Как-то так вышло, что
замужней женой я стала рано и ни дня в жизни не работала. А когда
мне пришлось столкнуться с этой ситуацией, я была подавлена горем,
растеряна. Да и что там, сама была еще дитя... — женщина перевела
пустой взгляд на окно. — Чтобы как-то прожить, я мою подъезды.
Как-то так вышло, что сейчас даже техничка в магазин должна иметь
диплом о высшем образовании. У меня его, к сожалению, не было. Мы
долго перебивались по редким друзьям, которые каким-то чудом не
отвернулись от нас, пока более-менее обустроили свой быт. Все это
конечно же сказалось и на моей девочке. Она росла принцессой, но ее
розовый мир в одночасье рухнул. Но она молодец, сжала зубы,
справилась. Она мне иногда помогала, когда я срывала спину. И в тот
день она вызвалась помыть подъезд на Гомельской. Она стеснялась
очень, хотя я никогда ее не принуждала, она сама настаивала на
помощи. Поэтому ходила она поздно вечером, когда вероятность
встретить кого-то была минимальна. Но что-то случилось. Никто
ничего не видел. Бедная моя девочка...