—
Послушайте, сударь, — сказал я пьяному провинциалу, — неужели в
какой-нибудь стране сохранилось такое средневековье, где подобные
сцены становятся нормой?
Он тут же
перестал смеяться над своей, как ему казалось остроумной шуткой и
повернувшись ко мне попытался сфокусировать свой взгляд. Его лицо
выражало крайнюю степень оскорбленного достоинства, и на нем ясно
читалось желание поквитаться.
— Ик! Что
ты сказал, негодяй? — не веря своим ушам, спросил он. — По-моему
ты, плебей, оскорбляешь меня на глазах у всей этой
публики!
Походу он
не считал с меня, что я тоже из благородных, но скорее всего его
ввело в заблуждение отсутствие фамильного перстня у меня на пальцах
и поэтому он принял меня за простачка, который думает, будто
изъясняется с людьми из высшего общества.
— Я бы
хотел, чтобы вы оставили даму в покое, — спокойным тоном ответил я
ему, а сам уже незаметно схватил под столом свою трость.
Пьяный
задира, кажется, не ожидал, что кто-то посмеет умерить его пыл, но
в его глазах снова зажглись недобрые огоньки.
— Слышали,
этого слизняка? — спросил обрыган у своих друзей, которые к тому
моменту уже оставили господина и стояли рядом с моим столиком. —
Врежьте ему по яйцам! На глазах всех! Чтобы знал, с кем здесь
шутят, а кому дорогу не переходят! — он ощерился и глаза его стали
наливаться кровью.
Его дружки
попятились, не зная, что делать. Я видел их страх и
нерешительность, но сам задира был решителен и напал на меня. Но я
не дал ему шанса — моя реакция была быстрее его атаки. Я был на
ногах мгновенно и готов к бою.
Он
попытался схватить меня своими потными ручонками, но я был быстрее
и увернулся от его хватки. Я шагнул вперед, держа в руках трость, и
начал размашисто атаковать. Я не целился точно, но мои удары были
сильными и чувствительными. Я бил его по почкам и бедрам, не давая
ему возможности отвечать мне. Каждый удар был наполнен яростью и
решимостью — я не собирался проигрывать этот бой!
Задира
пронзительно завыл, когда моя трость пришибла его коленную чашечку,
и он согнулся схватившись за неё. Я почувствовал ярость,
наполнившую мое тело, и нанес последний сокрушительный удар — прямо
в челюсть, словно захотел отомстить за все оскорбления, что он мне
причинил. Он упал под стол, издав протяжный стон.
Тишина
опустилась в зале ресторана, и только слабые скулежи задиры
прерывали её. Я смотрел на свои руки, которые еще дрожали от
напряжения. Меня окружили десятки пар удивленных взглядов, и я
понимал, что это был момент истины — мой шанс заявить о себе и
показать, что со мной лучше не шутить.