Прячет улыбку.
Колдует над «тремя
волосинками», что едва достают плеч, вьются и топорщатся во все стороны, но
Фанчи их усмиряет, делает из меня приличную леди.
Как сказала бы пани
Власта.
И, возможно, даже
одобрительно кивнула бы.
Или нет?
Я подхожу к зеркалу,
вглядываюсь придирчиво в отражение, ищу изъяны, ошибки, недочеты, упущения, несоответствия…
список, что у меня есть, продолжать можно очень долго. Но ярко-красный наряд,
составленный из юбки с завышенной талией и кружевного кроп-топа, сидит
идеально, оставляет лишь небольшую полоску кожи.
В рамках приличия.
– Добавь, и будет
идеально, – Фанчи подходит неслышно, протягивает бархатный футляр с
брильянтовыми серьгами пани Власты.
Фамильными.
И, помешкав, я всё
же их беру.
Они уместны, не
уступают в своём величии изделиям «Сорха-и-Веласко», не будут выглядеть
новомодными дешёвками. Поскольку драгоценности панов из Рожмильта дешёвыми быть
не могут, пусть из всех драгоценностей и остались только эти серьги.
Изящные.
Будто невесомые.
Всё же тяжёлые, они оттягивают
мочки, и к середине ночи, когда всё закончится и можно будет поехать домой,
серьги захочется снять вместе с ушами.
– Пора, – Фанчи
вторит разнёсшейся по всей квартире трели звонка.
Спускается.
Гремит дверной
цепочкой.
И мне тоже пора
спускаться, но приступ нарциссизма, как хмыкнула бы пани Власта, меня догоняет,
заставляет полюбоваться своим отражением ещё, улыбнуться ему и самодовольно
отметить, что причёска получилась не хуже, чем если бы над ней трудился Кобо, и
что акцент, выделив глаза, я сделала правильно.
Получила в итоге
красавицу, сошедшую с обложки глянца…
– Крайнова! – нетерпеливый
голос Любоша раздается снизу.
Обрывает приступ самообожания,
подгоняет, и, подхватив клатч, я гордо отстукиваю каблуками по лестнице. Чувствую
себя одной из киноактрис, которые спускаются медленно, появляются постепенно в
кадре и восхищённые взгляды окружающих ловят.
Я тоже ловлю.
Держу королевскую
осанку, поднимаю гордо подбородок и… порчу сцену, достойную Голливуда,
гримасой, что, опережая мысли, появляется в ответ на закатанные Любошем глаза,
в коих восторг я таки заметить успеваю.
– Ты испортил мой
торжественный выход, – я сетую.
Преодолеваю уже быстро
оставшиеся ступени.
Выстукиваю гневно каблуками.
– А ты испортишь моё
выстраданное интервью, если не поторопишься, – Любош парирует невозмутимо.