– На тебе лица нет. Хронический недосып ведёт к отупению.
– Угу, – я соглашаюсь машинально.
Провожу ладошками по этому самому лицу, тру щёки и обратно к
кофейне даю себя увести. Не сопротивляюсь, когда Ага отсылает всполошённого
Любоша к столу и десертам, а сама дёргает меня в сторону уборной.
На дверь которой она невозмутимо весит табличку уборки, щёлкает
на всякий случай замком и на длинную мраморную столешницу с раковинами запрыгивает.
– Умойся, – она предлагает язвительно, включает, грациозно
потягиваясь, воду, – а то, пожаловавший по твою душу, ювелирный принц сбежит
раньше положенного времени и предложения своих органов.
– Какой принц? – я, подтверждая слова про недосып, уточняю тупо.
Рассматриваю равнодушно синяки под глазами и меловую
бледность в зеркале. И совету следую, чтобы от обжигающей ледяной воды сразу
зашипеть, прийти хоть немного в себя и необъяснимый липкий страх смыть.
– Ювелирный, – Ага повторяет с удовольствием, поясняет со
скучающей насмешкой, – Алехандро де Сорха-и-Веласко. Как там у твоих русских
классиков? «Чуть свет уж на ногах! и я у ваших ног!», да? Ну вот, я, вся такая
красивая, приезжаю в вашу богом забытую редакцию в несусветную рань, в половину
двенадцатого. И что я вижу? А вижу я этого самого наследного принца, который маячит
у твоего кабинета с обалденным букетом роз!
– Зачем тебя понесло в редакцию? – от воды я отфыркиваюсь.
Поднимаю голову и руками в холодный мрамор упираюсь,
окидываю своё отражение придирчивым взглядом.
И катящиеся по лицу капли стирать не спешу.
– Спасала Марека от вашего тирана Йозефа, – Ага извещает
гордо, поясняет небрежно и с показной скромностью. – Я уломала Любоша выдать военные
тайны и рассказать всё о моём милом мальчике.
– Уже твоём?
– Ещё нет, но скоро будет, – Ага не смущается, улыбается
предвкушающе.
И Мареку остаётся только посочувствовать.
Как и Любошу, которого Ага явно терроризировала всё утро. Или даже ночь, поскольку, видя цель, о
препятствиях Ага забывает и об окружающих с их планами-желаниями не
задумывается.
– Ворвавшись посреди занудной перепалки, я, подобно девушке,
снимавшей платок на поле брани, остановила эту баталию, – Ага восторгается сама
собой, роется деловито в сумочке и ярко-красную помаду выуживает. – Позвала
обедать и потребовала тебя.