— Верно понимаете, — кивнул Стародубский, — я уполномочен
передать волю государя в этом вопросе, определить вашу судьбу и
решить, как нам взаимодействовать дальше.
— Со всем уважением, Демьян Афанасьевич, в следствии последних
событий, я не могу вам полностью доверять. Как и любому другому
представителю клана Рюриковичей.
Анна Зверева попыталась ударить меня в бок за такие слова, но
встретила мою выставленную ладонь и угрожающе нахмурилась.
— Полагаю, у вас на то найдутся веские основания, Артемий
Сергеевич? — приготовившись оскорбиться сощурился Стародубский.
— Разумеется, — ответил я, — но озвучивать их при посторонних
считаю неприемлемым.
С этими словами я бросил короткий взгляд на скрытую камеру,
подающую картинку на два этажа ниже, где аналитики весьма громко
для моего дара обсуждали все происходящее в нашей переговорной.
— Вы должны понимать, Артемий Сергеевич, что после вчерашнего
протоколы безопасности в царском лицее несколько ужесточились, —
удержал добродушную маску на лице Стародубский, — покушение на
члена правящей семьи это не просто измена, это нападение на все
устои российской империи и осквернение памяти самого Рюрика, от
которого мы питаем силу по сей день.
— Разве уполномоченный представитель государя и директор
царского лицея не способен влиять на протоколы? — удивленно поднял
я бровь.
Анна Зверева рядом со мной сглотнула ком в горле, а Стародубский
со смешком откинулся на спинку кресла и задумчиво потер
переносицу.
— Судя по вашим поступкам, Артемий Сергеевич, вы прекрасно
понимаете, что чем больше посторонних глаз вас видит, тем меньше
вероятность быть обманутым. Предательство любит тьму и скрытность,
— испытующе смотря мне прямо в глаза сказал Стародубский, — так
почему сейчас вы хотите поступить иначе? Неужели вы начали мне
доверять?
— Не вам, Демьян Афанасьевич, — перевел я взгляд на Анну
Звереву, — а ей.
— Мне? — удивленно округлила глаза Зверева, которая впервые на
моей памяти не влезала в беседу со своим мнением и покорно
держалась в сторонке.
— Анна доверяет вам, а я доверяю ей, — продолжил я мысль, — и,
как я понимаю, это у вас с ней взаимно. Иначе бы ее здесь не
было.
Стародубский ненадолго замолчал, задумчиво покручивая трость в
своих морщинистых руках.
Потратив десять секунд на размышление, старик, наконец, принял
решение и легонько стукнул тростью по полу.