Дядя, как мог, объяснил немцу, что может быть пропажа найдётся в другом месте и предложил «kommen» к Черепковым. Спрятав парабеллум в кобуру, немец согласился и мы вышли на улицу. Я шёл рядом с немцем, постоянно всхлипывая, мать с маленькой Машей на руках вся в слезах: «Пан, пан! Он ничего не брал!» шла тоже рядом со мной. Был уже такой серый вечер, темнело. От дядиного дома до Черепковых около пятидесяти метров, а до нашего – метров тридцать пять. Когда уже вся «процессия» поравнялась с нашим домом, услышали крики «Пан, пан!». К нам бежала дядина соседка Забродина. Имя её, к сожалению, забыл. Из этой семьи Нина Забродина была женой моего второго дяди, кадрового военного, Юрия Михайловича, так что мы были в некотором родстве. Остановились. Подбежала эта женщина и показывает немцу какой-то предмет. Какая бурная реакция была у немца! Схватив принесённое, он начал что-то быстро лопотать, показывая дяде пальцем в одно и то же место, как потом выяснилось, на монограмму на, должно быть, дорогом для него портсигаре (это был портсигар). Затем открыл его, взял сигарету себе и предложил дяде, который отказался, так как никогда в жизни не курил. «Гут, гут!» и, о чудо, он этим же портсигаром и зажёг сигарету. Я всё происходящее наблюдал уже из любопытства, так как почувствовал, что «вопрос» решён в мою пользу. И действительно, толкнув меня то ли коленкой, то ли рукой (этого уже не помню) немец загоготал и по всему было видно, что облегчение почувствовали все присутствующие.
Что же произошло на самом деле? Оказалось, что маленькая дочка Забродиной, а ей было около пяти с половиной лет, играясь около капониров, увидела на сложенной одежде какую-то блестящую штучку, спокойно взяла её, поиграла с ней дома и легла спать вместе с «находкой». Немец, обнаружив пропажу и, по-видимому, не найдя её у своих, начал искать по домам. Дом Забродиных был самым ближним к месту пропажи и потому стал первым. А в доме всего одна женщина и маленькая девочка, да и та спит уже. Женщина поняла, что у немца что-то пропало и, как могла, убедила его, что у неё ничего такого быть не может. Следующими оказались мы, и начался описанный мною выше процесс. Так как разговор шёл довольно бурный, слышался плач ребёнка (т.е. меня) и причитания матери, то соседка, к чести её, почувствовав неладное, разбудила дочку, «допросила» её и обнаружила в кроватке этот злополучный портсигар. Что было бы со мной, не найдись он, сказать трудно. После такой встряски подходить близко к немцам какое-то время я уже не осмеливался. Ощущение холодного металла на лице долго приводило меня то в озноб, то в жар, вызывая какой-то внутренний ужас.