– Ах ты тварь! – второй хулиган попытался ударить Селиверстова в лицо. Тот неуклюже уклонился. И вновь повезло! Кулак хулигана пролетел в нескольких сантиметрах от челюсти проректора, а сам нападавший потерял равновесие и тоже едва не упал, но удержался на ногах.
– Да отвалите вы, выродки! Чего ты хотел, сопляк?! На! – ярость уже закипела в душе Селиверстова. Он несколько раз ударил хулигана по спине. Тот развернулся и попытался ответить, но Селиверстов опять махнул кулаком (бить по-настоящему его никто не учил), метя куда-то в центр капюшона. Попал он во что-то твердое, костяшки пальцев отозвались резкой болью, но проректор, не обратив внимания, прыгнул вперед и, поверив в свои силы, сбил хулигана с ног.
Второй, похоже, оправившись от падения, набросился сзади и обхватил Селиверстова за плечи.
– А ну отвали, мразь! – проректор освободился от захвата и принялся теснить нападавшего, осыпая ударами, маша руками, куда придется…
– Сиплый, валим! – выкрикнул второй. Оба хулигана, пригибаясь, ринулись куда-то в переулок, подальше от разъяренного проректора.
– Вот так вам, салабоны, валите к гребаной матери! – завопил им вслед Олег Васильевич. От осознания того, что он, человек, который никогда в своей жизни не дрался, только что одолел двух хулиганов, мозг пьянел, а самого проректора тянуло на подвиги, – еще раз увижу – ноги оторву! Сопляки…
Селиверстов наклонился и поднял оброненный во время схватки дипломат. А затем огляделся и, крайне довольный собой, с улыбкой и напевая себе что-то под нос зашагал к своему подъезду.
***
– Да! Я все понял! – Петровский кивнул и убрал мобильный в карман. Затем посмотрел в зеркало заднего вида. Машина Фролова как раз въезжала на территорию гаражного массива, слепя ксеноновыми фарами.
Петровский вышел из своего автомобиля и сделал несколько шагов навстречу. Фролов припарковался и тоже вышел, вопросительно глядя на приятеля.
– Здорово, Костян! – сказал он немного напряженным голосом.
– Здорово! – Петровский коротко пожал ему руку.
– А что встречаемся-то так далеко? – Дмитрий опасливо огляделся по сторонам, словно боялся чего-то. Хотя, кроме самого приятеля и однокашника, вряд ли что-то могло вызвать у него больший страх. Да и взгляд у Петровского был каким-то нехорошим, с недобрым блеском. Или это просто была игра света и его, Фролова, воображения…