Вот о козле стоит поговорить особо. Все животные пользовались свободным доступом в жилище Авдеича, но козёл по кличке Стёпа имел собственную кровать и спал только в доме. Да и хозяином, пожалуй, был больше козёл, чем хромой старик. Когда козёл заходил в дом, все животные, включая козу и кота, выбегали во двор. А при Авдеиче, в отсутствии козла, куры могли позволить себе снестись прямо на подушку деда, что нисколько того не огорчало. Он радостно брал яйцо и ковылял на кухню, где тут же разбивал его на сковородку.
Стёпе нравилось, когда Авдеич сидел на крыльце и курил. Он стоял рядом, с наслаждением вдыхал табачный дым и с нетерпением ждал, когда старик бросит окурок. Тогда козёл тушил его копытом, а потом жадно съедал.
Была ещё у них страсть на двоих – любопытство. Стоило услышать, как кто-то идёт по улице, – тут уж кто раньше подбегал к забору, в котором на уровне головы была выломана доска – следствие хулиганских действий местных подростков. Это был не просто дефект в некогда солидном деревянном заборе, это был наблюдательный пункт и пункт связи с внешним миром. За него всегда шла непримиримая борьба с переменным успехом между человеком и животным.
Когда побеждал человек, он всегда здоровался с прохожим и втягивал его в мимолётный разговор. Выглядело это приблизительно так:
– Здорово, Васёк!
– О! Привет, Гарринча! Как поживаешь?
– Живём, со Стёпкой хлеб жуём. А ты с работы?
– Откуда ж ещё?
– А может, с танцев? Ха, ха, ха! – ему казалось, что он удачно сострил.
– Да уж, натанцевался сегодня в забое.
Для Авдеича эти краткие разговоры были единственным развлечением в его однообразной, скучной жизни.
Теперь хочу рассказать о другом персонаже, жизнь которого кардинально изменил этот одинокий старик.
Что греха таить, шахтёры – люди пьющие, впрочем, как и весь советский народ. Об умении шахтёров пить ходят легенды, но поверьте, это только легенды, не более того, хотя они шахтёрам очень нравятся и даже льстят их самолюбию. Исходя из этого, Петруха Брехунов был во всех смыслах личностью легендарной в нашем посёлке. Если бы не его трудолюбие, то с работы его уже давно выгнали бы с треском и неоднократно за систематические пьянки. Каждый раз, когда решалась его судьба на профкоме, за него горой становилась бригада, напоминая активу шахты о трудовых заслугах Петра Константиновича. Редко какой день на шахте обходился без пресловутого «бутылька». Кто-то уходил, в отпуск, кто-то – на пенсию, родилась дочь – выставляй бутыль, за сына полагается два. А было ещё много праздников: дни ВМФ, ВДВ, пограничника и святой для шахтёра день взятия Бастилии. Так вот, ни один «бутылёк» Петруха не пропускал. Возвращаясь домой, он обожал горланить песни, поскольку в этот момент ему казалось, что Козловский и Соловьяненко ему в подмётки не годятся. Его не смущало даже то, что ни одной песни от начала до конца он не знал: мог начать с «Розпрягайтэ, хлопци, конэй», плавно перейти на «Ой, цветёт калина» и под занавес выдать «Спят курганы тёмные». По мере приближения к дому его так развозило, что последний отрезок дистанции он чаще всего преодолевал на четырёх конечностях. Но даже тогда он продолжал напевать уже слабеющим голосом.