«Бальмонт был чрезвычайно аккуратен с вещами, рукописями, письмами. Книги он любил как живые существа, не терпел пятен на них, загнутых страниц, отметок на полях. Страшно возмущался варварски небрежным обращением русских с книгой».
«В делах и расчетах он был очень точен, не любил делать долги, а если занимал деньги, то вовремя отдавал. Не брал авансов в счет своей работы, не связывал себя никакими обязательствами, но если обещал – исполнял в срок. Эту черту очень ценили в нем редакторы и издатели. Работал он неустанно, делал свою любимую работу бодро и радостно. Подневольный же труд, всякую службу считал проклятием для человека. Когда он кончал одну работу, он думал уже о следующей. Не тяготился, не жаловался на обилие ее. В нем совершенно не было лени и уныния, этих свойств, присущих большинству русских. Несмотря на то что по рождению и воспитанию он был чисто русским, черты его характера были нерусские».
Сражение с «неграми»
«У каждого из нас есть своя незагорелая сторона, которую он никому не показывает», – шутил Марк Твен. «Незагорелая сторона» Бальмонта – алкогольное безумие.
«Бальмонт не выносил алкоголя ни в каком виде, ни в каком количестве. Это была его болезнь, его проклятие. Вино действовало на него как яд. Одна рюмка водки, например, могла его изменить до неузнаваемости. Вино вызывало в нем припадки безумия, искажало его лицо, обращало в зверя его, обычно такого тихого, кроткого, деликатного». Это признание Андреевой. Она пишет, что к вину Бальмонт прибегал только тогда, когда у него были огорчения или неприятности. В годы славы Бальмонт вообще не употреблял алкоголь. Однако со временем слава пошла на убыль, и, чтобы притупить боль от посыпавшихся как из ведра неудач, Бальмонт стал прикладываться к бутылке. После революции неприятностей и огорчений стало слишком много. «Крепкие вина, водка, абсент мгновенно лишали его рассудка. Но никакой сорт, никакое количество выпитого вина не сваливало его с ног. Напротив, чем крепче было вино, тем сильнее оно возбуждало и вызывало его на активность. Он не мог сидеть, тем более лежать, ему необходимо было двигаться. И он ходил день и ночь напролет, когда был в таком состоянии возбуждения. Раз он пришел к нам на дачу за 25 верст от
Москвы пешком, не присаживаясь, не отдыхая, он отрезвел, но почти не устал».