– У меня была девочка в десятом классе, – заговорил Гришка через некоторое время. – Мы встречались…
– По делу Шевченко, – не удержалась я. И сама засмеялась.
Однако Гришка, словно не заметив подколки, продолжал:
– …С пятнадцати лет. Она умерла от рака, когда нам было шестнадцать.
Бедный Гришка… А может, врёт? Он инфантилен, ребячлив – вдруг у него ещё сохранилась детская тяга к вранью, бессмысленному вранью для «приукраса»…
Я вспомнила, о чём мы врали в школе. В конце восьмидесятых подросткам не хватало острых ощущений, приходилось их накручивать. Придумать романтическую историю безопаснее, чем нанюхаться клея в подвале с дворовой гопотой. Или преждевременно расстаться с девственностью с той же гопотой и в том же подвале. Нет, это не наш метод, думали хорошие девочки, пренебрежительно косясь на невымышленную романтику девочек плохих.
Зато почти у каждой хорошей девочки любимый мальчик «разбился на мотоцикле». Иногда попадалась девочка понахальнее, у которой парень «погиб в Афганистане». Хотя к моменту вывода наших войск из Афганистана, когда там гипотетически мог быть убит последний российский солдатик, ей ещё тринадцати не исполнилось.
Кажется, я тоже что-то привирала; подробности стёрлись. Но когда мне было семнадцать, юноша, с которым я дружила, вдруг неожиданно и как-то обыденно умер от туберкулёза. И оказалось, что это вовсе не романтично – когда умирает мальчик, с которым дружишь.
– Какой ужас, – произнесла я искренне.
Не всё ли равно, врал Гришка или не врал. Он был моим другом и добивался сочувствия. И он его получал.
– С тех пор, – продолжал Гришка, – ко мне является обезьянка. И предсказывает будущее.
– Очень интересно, – проговорила я.
Может, Гришка – шизофреник? С психопродукцией, как говорят мои коллеги…
– И знаешь, Вик, что сказала обезьянка, когда ты появилась у нас? Она сказала: «Это твоя единственная девчонка. Береги её, не давай никому в обиду».
Я обошла стол, и, подсев к Гришке на скамейку, обняла его, и уткнулась в колючую щёку. Гришка осторожно положил мне руку на плечо. От его руки шло тепло, как от грелки. Мы посидели так, обнявшись, несколько минут…
– Напьёмся? – просто и незамысловато предложил Гришка.
В тот вечер я действительно напилась. На душе было тяжело. Казалось, что-то светлое и радостное безвозвратно уходит из моей жизни…