Прошли внутрь, устраиваясь на коленях возле малышки. Развернул
девушку на спину и обомлел.
– Плохи дела, – расстроенно выдохнул шаман. – Началось сильное
нагноение. Отходить бы как следует своенравного мальчишку розгами
по мягкому месту, может, мозги бы на место встали. Это ж надо, до
чего довел! – ворча себе под нос, он методично извлекал из сумки
флаконы и пузырьки.
Откупорив самую большую бутыль, принюхался к довольно едкому
запаху и кивнул сам себе.
– Хорошо, что девочка без сознания, – сочувственно прошептал он
и, смочив небольшой отрез мягкой ткани, стал обрабатывать рану.
Малышка стонала и плакала, то шептала, то кричала что-то
бессвязное, даже сквозь забытье ощущая все манипуляции шамана. Я
крепко удерживал ее тело, чтобы, дернувшись случайно, не навредила
себе еще больше. Наконец, явились стражи с четырьмя ведрами воды и
большой лоханью. Установив ее в углу, вылили туда, дышащую паром,
воду и снова скрылись исполнять другие указания. Август умыл
малышку еще одним средством из своей сумки и смазал мазью
поврежденную щеку, оставив девушку со мной. Сам же добавил особый
сбор в подготовленную воду и руководил снова вернувшимися стражами.
Грязную солому вынесли, пол тщательно помыли. Угроза шамана
подействовала даже лучше, чем я думал, следующая группа стражников
уже несла затребованную мебель и другие мелочи, о которых кто-то
решил позаботиться самостоятельно. Скорее всего, это был начальник
стражи, весьма толковый и надежный волк.
– Живее, живее, – командовал Август, – шевелите лапами, не то
хвосты откушу, – рычал он, то и дело поглядывая на девушку.
Когда грандиозная работа была завершена, шаман выгнал всех
лишних, хотел даже Торвуда прогнать, но волк зарычал,
оскалившись.
– Тогда отвернись, – настаивал вредный старик, – нечего тебе на
обнаженную малышку пялиться! Не заслужил! – зверь совсем
по-человечески вздохнул и отвернулся. – Давай ее быстрее в лохань.
Вода как раз остыла немного и настоялась.
Вдвоем мы быстро раздели девушку и опустили в воду, которая
сразу же начала пузыриться и темнеть на глазах.
– Вот так, маленькая, молодец! Пусть всю хворь заберет, ничего
не оставит, – приговаривал Август.
Когда жидкость стала почти черного цвета, он скомандовал:
– Достаточно!
Я поднял почти невесомую малышку на руки и завернул в большой
отрез теплой, мягкой ткани.