Пожалуй, генерал прав. Сейчас
наследник престола будет только мешать начальнику охраны делать
свою работу. Махнув рукой, я вскочил на велосипед и поехал обратно,
во дворец. Выжимая педали, мысленно усмехнулся — еду один, а все
остальные так и остались на месте происшествия. Выскочит из-за
кустов террорист с пистолетом и без всяких шаровых молний меня
застрелит. Непуганая тут охрана. Пожалуй, надо что-нибудь
предпринять.
Оставив средство передвижения
велоконюху (или, как там правильно?), который жаждал выяснить — а
что там за шум, но не рискнувшему задать вопросы, поднялся к себе.
А в гостиной меня ждал очередной гость.
Толстоватый мужчина, с клетчатом
костюме, с узкими наглыми глазками и с папкой в руках. Сидит в
кресле развалившись. Кажется, это придворный фотограф? Точно, я
просил, чтобы прислали кого-нибудь с фотографиями придворных.
Обещали представить пред мои светлые очи самого главного. Федышин,
как помнится.
— Привет парень, — поздоровался со
мной фотограф, а потом вытащил из кармана пачку папирос и
закурил.
Интересное кино. Мало того, что
Федышин не встал при появлении цесаревича, так ещё и обращается
по-простому, будто с крестьянином. Допустить можно, что прежний
наследник был с фотографом на короткой ноге. Теоретически, это
вполне возможно. Но именно, что только теоретически. Цесаревич
Александр рос в родительском дворце, а если и пересекался с
придворным фотографом, то лишь на раутах и иных светских
мероприятиях.
— Слышь, Сашка, или как там тебя?
Как тебя по-настоящему звать? Что во дворе-то стряслось? Шум
какой-то, выстрелы, казачки сорвались, словно французы али
англичане высадились.
А вот это кино ещё интереснее. Он
что, знает, я «подменыш» или берет на понт?
Я пристально посмотрел на Федышина,
взял со столика колокольчик и позвонил. Немедленно в гостиной
появился мой верный слуга. Повернувшись к нему вполоборота, чтобы
не терять из вида фотографа, спросил:
— Трофим, а что это такое в моем
кресле сидит?
— Так это фотограф, ваше высочество,
как и приказывали, — недоуменно спросил Трофим, а потом перевел
взгляд на Федышина.
— Это придворный фотограф? —
негромко спросил я, а потом, ещё немножко понизив голос, сказал. —
Я сейчас вижу перед собой какого-то хама, который не соизволив
испросить разрешения, закурил в присутствии августейшей особы, да
ещё и развалился передо мной, словно большой начальник. Трофим, что
за дела?