— Какие дела, ваше высочество? —
перепугался слуга, не слышавший такой идиомы.
Я заговорил очень тихо, но в
наступившей тишине мои слова гремели, как барабанная дробь на
плацу.
— А если никаких дел, то самозванца
выкинуть. Сообщить министру двора, чтобы уволил его к чертовой
матери, — повисла, было,тишина, но я тут же продолжил. — Хотя нет,
увольнять я его не стану. Трофим, напомните мне, чтобы я приказал
Кутепову выслать этого ... как там его? Федышина? Нет, не выслать,
а отправить в служебную командировку куда-нибудь подальше. Можно на
Сахалин, а ещё лучше — на Шпицберген, а не то я в семейном альбоме
ни одного белого медведя не видел, а они, хотя и звери, то все
равно наши меньшие братья.
Федышин изменился в лице. Он уже
встал по стойке смирно, сжимая в кулаке папиросу. Глаза выпучены,
как у пьяного рака, а по лбу стекает струя пота.
— Да я... — начал было оправдываться
фотограф, но я подошел к нему, ухватил за лацканы пиджака и,
посмотрев ему в глаза самым бешеным взглядом, какой только мог
изобразить, тихонько прошипел:
— Ма-ал-чать...
Отпихнув от себя фотографа, деланно
отер руки о его же собственный пиджак, повернулся к слуге:
— Отведи-ка ты Трофим этого сукина
сына вниз, да передай казакам. На меня сегодня покушение было, трое
атаманцев погибло...
— Как же так, ваше высочество? —
выдохнул Трофим, не заметивший, что я обратился к нему на ты, или
наоборот, заметил, но ему это понравилось.
— Да, так, все подробности потом, —
отмахнулся я. — Так вот, отдай этого сукина сына, да скажи, что он
очень подозрительный субъект.
— Ваше высочество, о чем это вы? —
встрепенулся фотограф. — В командировку отправить, это ладно,
понимаю. Но каким это казакам меня отдавать? Ежели, я виноват в
чем, так вы обязаны меня передать полиции. Но в полиции я скажу,
что пошутить решил, виноват. А иначе ведь завтра во всех
иностранных газетах напишут о произволе, что чинит наследник
престола.
Ну ничего себе, наглость какая?
Лучше бы он мне про иноземные газеты не говорил. Знаю, что в
прежние времена у нас до дрожи в ногах страшились, ежели в
иностранных газетах напишут что-то плохое. Но я, слава богу,
получил некоторую прививку. В моем времени на нашу страну вылилось
столько грязи, что к иностранным СМИ отношение, как к зловонной
помойке. Жаль только, руки пока не доходят на эту помойку хлорки
сыпануть, чтобы не так воняло. А ещё лучше — негашеной извести, так
надежнее.