У меня есть выбор сейчас. Дверь на
лестницу вниз вот она – прямо передо мной. Пара шагов, и я в
безопасности. Вот только совсем недалеко, в двадцать третьей
палате, моя сестра. Пусть «сестра», в кавычках, но она теперь
моя.
Вышел из туалета, захватив с собой
стойку для капельниц. Приподняв ее, чтобы колеса не жужжали по
устилающим пол плиткам керамогранита, подошел к двери двадцать
третьей палаты. Двигался уже легко, плавно – болезненная слабость
прошла, да и на адреналине я сейчас. Страха тоже больше не было –
весь в туалете остался.
За дверью палаты слышалась возня –
сдавленные крики и звуки борьбы. Коротко выдохнув, чувствуя, как
бьется в висках кровь, открыл дверь и зашел внутрь. Палата –
близнец той, в которой очнулся я. Здесь тоже четыре койки, и тоже
занята только одна – на ней сейчас пыталась вырваться, придавленная
сильными руками, среброволосая девушка.
Опять лица не вижу – лежит девушка на
спине, но густые локоны в беспорядке, закрывают его почти
полностью. Рядом с кроватью трое; двое массивных мужчин – один из
них держит ноги девушки, второй перехватил руки и коленом давит ей
на грудь, безо всяких сантиментов жестко прижимая к койке. Рядом
суетится женщина, у нее в руках иголка шприца и сам шприц, по
отдельности. Все трое – в обычной одежде и накинутых сверху белых
халатах.
Едва зашел в палату, как на мне
скрестились взгляды стразу трех пар глаз. Холодные взгляды,
неприятные – и ни следа смущения или удивления. Сомнений не
осталось – это привет от «порывистого и деспотичного» князя Гавела
Лещинского. Сначала троица зашла к сестре, забрать или убить, не
знаю, потом – скорее всего, собирались ко мне. Наверняка ведь в
курсе нашего состояния, поэтому сначала к сестре и зашли. Потому
что знали – я в полном беспамятстве. В котором до сих пор бы и
лежал, если бы не звериное чувство предчувствия опасности и
ощущение приближающейся угрозы, буквально выдернувшее меня из
мутного беспамятства.
«Ну пришел. И что дальше?» – спросил
сам у себя.
Интересно, в прошлой жизни я тоже вот
так постоянно сначала делал, а потом думал? Вполне возможно. Но
чтобы ты ни делал, чтобы не творил – никогда нельзя терять
уверенности. Любая сотворенная дичь может прокатить, если творить
ее на серьезных щщах и не давать ни единого шанса неуверенности. С
такими мыслями я уже, опираясь на едущую рядом стойку капельницы,
ковылял к группе у кровати.