— Марисоль, — пробормотал он. — Марисоль... Дочка...
В стороне шумно сплюнул Бран, демонстративно отвернувшись от развернувшейся перед ним сцены. Наемник не отходил от меня ни на шаг, ни на минуту не выпуская меня из поля зрения.
— Генри похоронили, — сообщила я отцу, а он с облегчением кивнул, потянувшись к корзине с провизией. — Я видела отца Георга, попросила его зайти к тебе. Надеюсь, новый господин позволит ему...
— Новый господин?! — взревел лорд Родерик всего мгновение назад трясущими руками держащий кусок хлеба. Лишь краткий миг, и уже ничего не напоминало в этом величественном человеке дрожащего старика. С негодованием он вскочил с топчана. — Подлая тварь, а не господин! — ударом ноги отец перевернул корзину, хлеб, мясо, сыр разлетелись по камере, а кувшин с вином разбился, заляпав липкими пятнами и без того грязный пол. От неожиданности я вскрикнула и сжалась, закрыв голову руками. — Прости, Марисоль, я напугал тебя.
— Новый король... Король Эдвард... когда лишил наш род титула и земель, в том же самом указе, подарил наши земли Дереку Невиллу за преданную службу. Глашатай зачитывал указ на площади... все крестьяне и слуги судачат об этом который день...
— Проклятье! — отец устало опустился на солому, поднял кусок сыра с пола, смахнул с него грязь и вгрызся зубами. — Новый господин, значит? Мне немедленно нужен отец Георг! И, — он посмотрел на разбитый кувшин, — и вино!
Вечером, продолжая чинить рубашки, я размышляла над встречей с отцом. Меня поразил тот резкий переход от немощного старика к властному графу и обратно. Он не спросил, как я, что со мной, лишь потребовал, чтобы Преподобный явился к нему как можно скорее, как будто ничего больше его не интересовало.
Дверь со скрипом отворилась, и в комнату вошла Мэгги. Я ждала ее весь вечер, она должна была принести ужин, как делала с тех пор, как меня выпустили из темницы, но сегодня ее руки были пусты.
— Милорд велел вам спуститься в трапезную, — сообщила она, виновато опуская взгляд. — Ужинать теперь вы будете там.
Ужин был в самом разгаре, когда Марисоль спустилась в трапезную. Я запретил ей носить траур, и сейчас она, одетая в теплое платье из коричневой саржи неловко мялась на пороге, не решаясь пройти внутрь и занять место за столом. Эта удивительная девушка, переступив с ноги на ногу, уже намеревалась уйти, когда я окликнул ее: