— А вы хорошо знаете травы, миледи?
— Меня учила сестра Мередит, вот она знает про них все. Вот все наслышаны про волчью ягоду и про то, как она смертельно опасна, но мало кто понимает, что ее также используют при лечении подагры и радикулита. Когда я жила в монастыре, к нам с раннего утра тянулись очереди ради такой настойки. Сестры не рассказывали о ее составе, чтобы люди не начали готовить самостоятельно, поскольку очень легко ошибиться в дозировке и вместо лекарства получить яд.
Разговор о привычных вещах успокоил девушку, и она немного осмелела. Тем временем вернулась служанка и поставила перед ней чашу с дымящимся отваром. Марисоль тихо поблагодарила ее. Я же вовсю пожирал девушку взглядом, пальцы кололо от желания прикоснуться к ней, ощутить нежность ее кожи. Мои ладони помнили, какая упругая у нее грудь, и я несколько раз сжал и разжал кулак, чтобы избавиться от наваждения. Если бы она умела читать мысли, то уже бы баррикадировалась в своей комнате. К счастью, такой способностью Марисоль не обладала, и я продолжал взирать на ее скромное декольте, оставляющее бесконечные просторы воображению. Интересно, какова на вкус ее кожа? А губы?
— Что вы скажете на это, милорд? — спросила девушка, подняв на меня глаза изумительного цвета: будто в изумруд вкрапили мелко раскрошенный янтарь. Что? О чем это она? Я что-то пропустил?
— Простите, миледи? Столько забот, похоже, я с головой ушел в свои мысли.
— Я хотела бы вас попросить разрешить отцу Георгу навестить моего отца. Он уже стар и немощен, неизвестно сколько ему еще осталось.
«Дьявол!» — выругался я про себя. Надо же было этой девчонке испортить такой замечательный момент упоминанием своего никчемного папаши! Было чувство, будто меня столкнули с обрыва. Морок исчез, оставив после себя лишь разочарование.
— Что, этот убийца и предатель хочет облегчить душу в исповеди? — у меня даже пропал аппетит, и я отбросил в сторону ложку.
— У вас своя правда, милорд. У меня своя, — Марисоль взглядом проследила за упавшим столовым прибором. Она вся подобралась, потеряв былую расслабленность и вытянувшись как струна на лютне. Дрожит, а продолжает упорствовать.
— Знаешь, почему я оставил его в живых? Он не сказал тебе? — девушка покачала головой. — Ты так веришь в него, он для тебя все равно, что святой, даже, несмотря на то, что все вокруг тебе твердят обратное. — Мне стало горько от осознания этого. Хотел бы я, чтобы и в меня так же верила такая же чистая душа. — Я решил, что он не станет в твоих глазах новым мучеником. Ты говоришь, что у каждого своя правда, но истина одна, и рано или поздно ты откроешь для нее свое сердце.