— Бывший Ленинград... — ответил я
рассеянно, пытаясь понять, насколько оторван этот дедок от мира,
что про переименование Ленинграда в Санкт-Петербург даже и не
слыхивал.
Мужики дружно заржали, у одного аж
слёзы побежали от смеха, и он утёр их рукавом странной одежды,
напоминавшей гимнастерку.
— Каких-то неправильных шпионов
нынче готовить стали! — просмеявшись, сказал дед. — Вот раньше
шпионы были, что да как в Союзе устроено – лучше нас самих знали!
Сыпались на совсем уж тонких вещах. А вот так, чтобы Ленинград
Питером назвать! Совсем в ЦРУ мышей не ловят! Ладно, шпион, сиди
смирно, скоро за тобой из КГБ приедут, отвезут тебя в Петрозаводск,
там запоёшь как миленький. А нам с тобой болтать не положено.
Из КГБ приедут? А чего не НКВД
сразу? Или вообще царская охранка? Не ну а чего? Гулять, так
гулять!
Они отошли, оставив меня в
раздумьях. Я осмотрелся, насколько мне позволила зафиксированная
скотчем голова. Обычная, вроде, изба. Бревенчатые стены побелены
известью, на окне плотные занавески, сейчас распахнутые, на
подоконнике лежат мощный фонарь, дозиметр «Белла», какая-то
мелочёвка. Зачем им, интересно, дозиметр? На стене, неожиданно –
портрет Сталина, а рядом ещё один, седого мужчины в очках. Какой-то
очень уж сложный розыгрыш...
Мои мысли прервал голос деда.
— Серёга, останься, присмотри за
ним, только не разговаривай, — донеслось до меня откуда-то из
другой комнаты, кажется. — А мы пошли. Из центра передали,
неподалёку аномалию засекли, вроде как размер большой, но фон
низкий. Всё равно посоветовали подготовиться на всякий случай,
твари прописку не спросят, мигом сожрут. А аномальщиков в наши края
хрен дождёшься.
А вот теперь я не понял… Какие
нахрен аномалии? Какой к чёрту КГБ? Я бл*ть что? Сплю? Или меня по
головушке так приложили, что валяюсь сейчас в отключке и мультики
глючные смотрю? Но нет… Голова болит в реале. Пипец как болит.
Такое не может привидиться. Хрен я больше когда днюху свою
справлять буду.
От таких невеселых мыслей башка
разболелась ещё сильнее, хотя, казалось бы, куда уж.
Обещанный «гэбэшник» подъехал через
час, когда я пошёл в своих размышлениях уже по двадцать пятому
кругу. Оперативно, надо сказать. Слишком быстро для реального
оперативника, который до такой глуши неделю бы добирался, и слишком
долго для актёра. Ведь куда проще было бы сказать, что я провалялся
без сознания сутки, и вот, пожалуйста, тут уже и люди подъехали, по
мою душу, чтобы забрать.