. Отчего первое более предпочтительно, чем второе? Оттого, что лишь в первом случае подвластным (а избиратели в демократических государствах суть подвластные, в этом отношении конструкция Вебера недвусмысленна и неумолима) оставлен шанс свободно отдаться подчинению, восприняв навязанный порядок как такой, который они искренне одобряют. Противоположностью этому может быть навязанный эффективной машиной порядок, который можно назвать «господством клики». Но в таком случае и опасности, и решения проблем будут на одной стороне: там, где творится собственно политика. Вебер говорит о страсти, ответственности и холодном глазомере политика как тех качествах, которые делают его по-настоящему призванным. Это политика «большого стиля», политика с большой буквы. Практически ей соответствует определенное переустройство политической жизни в Германии, в котором Вебер принимал деятельное участие. Однако что может с наибольшей вероятностью стать смыслом повседневных действий для немцев, удрученных поражением в войне? Что будут понимать под страстью молодые люди, вернувшиеся в аудитории из окопов? Будет ли у них достаточно ответственности, чтобы приняться за «медленное бурение твердых пород»? Мы знаем, что эти вопросы не риторические, потому что мы знаем ответы. Тонкий и проницательный мыслитель, Вебер, конечно, предощущал недоброе. Он говорит про то, что политик, возможно, служит не «богу», а «бесу» и повторяет: спутывается с дьявольскими силами. Он не только не находит слов для этического оправдания политического насилия, но прямо настаивает на том, что такое оправдание невозможно с точки зрения добра. Он дискредитирует именно то, что составляет, казалось бы, единственно привлекательное в политическом действии: искреннюю преданность и бескорыстие, если они не уравновешены готовностью с полной ответственностью принять на себя проистекающее из насилия зло. И он, предчувствуя «полярную ночь ледяной мглы и суровости», дает своим слушателям лет десять, чтобы оценить итоги и перспективы. Всё это, конечно, мы читаем сейчас со стесненным сердцем. Но не потому, что Вебер ошибался, а как раз потому, что видел он дальше и лучше многих и многих. Обстоятельства политической жизни изменились с тех пор не раз, но рамка понятий, в которых возможно социологически исследовать политическую жизнь и политическую власть, остается до сих пор одним из лучших результатов, достигнутых политической мыслью.