– Винна себе Тебе Богу моему, – размеренно каялась тётя Зоя Калмыкова, когда вдруг послышалась некая возня под окном; порывисто вздохнув, она принуждённо перешла на частоговорку, – прешедшая же согрешения моя милосердием Твоим прости ми и разреши от всех сил…
Теперь зашумело на крыльце, и раздались удары – прямо, скажи, пинки – в дверь.
– Яко Благ и Человеколюбец! – невольно прокричала тётя Зоя и, крестясь и включая попутное электричество, поспешила в сени.
– Да кто это так стучится-то? – спросила, не приближаясь к вздрагивающей двери.
– Открывай, тётка, надорвался, – с истинной натугой прозвучал мужской голос.
– Надорвался, так к фельдшерице ступай, – глядя в потолок, посоветовала тётя Зоя, угадав в пришельце пропойцу Зюзина Сёмку.
– Да Калмычиху твою припёр, святоша ты херова! – заорал Семка. – Открывай!
– Гневаться грех. А наши все дома, – сухо ответила тётя Зоя.
– Ну, всё, бросаю к чёртовой матери, и разбирайся ты сама!
На крыльцо легло что-то, и литые сапоги протопали прочь. Дверь была даже не на засове, и, видно, у Семки, действительно, рук не хватило, чтобы потянуть ремешок щеколды. Притащил что-то… Если Зинка велела? Помедлив ещё, тётя Зоя неслышно сняла щеколду и потянула на себя дверь. Свет пролился на улицу, и она увидела на крыльце родную дочь. Пуховая шапка на самые глаза натянута, руки разбросаны, юбка задралась.
– Сё-ёмка, Сём! – вырвалось.
– Ну? – Сёмка вышел из темноты с цигаркой в зубах. – А ты не верила.
– Живая она? – прорезался шёпот.
– Сама глянь. Оп-па! – Семка подхватил распростёртую на руки, выплюнул цигарку и переступил порог.
Дальше были суета и пелена. Тётя Зоя кричала «тута!» и бежала срывать покрывала и подушки с кровати. Потом снова «тута!» – и стелила на диван простыню. «Узко!» – и спаситель раскладывал диван, переложив дочь на пол. «Да как же так-то!» – а пуговицы на этой раздувайке не давались в остекленевшие пальцы, выскальзывали, не расстёгивались. За водой, за полотенцем… полотенце в воду… опять пуговки склизкие…
– Да это кнопки, тётк, рви на себя!
От мужского голоса тётя Зоя кинулась оправлять юбку на дочери… замок щёлкнул, разъехался, юбка поползла из-под раздувайки… краем простыни прикрыла… шапку сняла.
– Дышит, – вдруг сказал Сёмка. – Вздохнула сейчас… Во, во, гляди – дышит! Спирт нашатырный тащи!