- Лады, - как-то даже смущённо отвечал Игоревич, - постараюсь
решить этот вопрос в короткие сроки.
Погорелый театр
- Чего сидите-то? – высунулся Аскольд из дырки в полу, в которую
уходила винтовая лестница, - там в зале семинаров театр выступает,
а вы тут сидите.
- Да ну? – удивился я, - и что за театр?
- У Никитских ворот называется, за главного там такой Марк
Розовский, говорят, - ответил он
- Ну тогда надо сходить, - я отложил в сторону плату с
недопаянными микросхемами, выключил паяльник, снял белый халат и
встал.
- Шурик, пойдёшь? – спросил я у соседа.
- Можно, - лениво ответил тот, - только я первый раз слышу и
название, и фамилию эту.
- Ну вот может и запомнишь, а ты, Оля, как относишься к
театральному искусству? – спросил я у неё.
- Не пойду я никуда, - надула она губы, - у меня работы полно
ещё.
А по дороге к залу семинаров Аскольд просвещал нас насчёт этого
театра.
- Я слышал, что у них там очень оригинальная концепция
творческого процесса – зрителей они в действие вовлекают.
- Это как? – удивился Шурик.
- Очень просто. Берут первого попавшегося зрителя за шкирку и
тащат его на сцену…
- И чего он там делает, первый попавшийся? – продолжил
удивляться Шура.
- Вовлекается в сценарий, чего – далее следует сплошная
импровизация с элементами здорового юмора.
- Надо подальше сесть, - озаботился Шура, - что-то мне никак не
светит такое вовлечение.
- Ну а чо, прикольно, - сказал я, - когда ещё на сцене рядом с
настоящими артистами покривляешься на халяву.
- Ты тогда в первые ряды проходи, если не боишься, - предложил
мне Шурик, - а мы где-нибудь сзади уж пристроимся.
Я так и сделал – зашёл в двери, которые ближе к сцене
находились, и сел на свободное кресло в первом ряду с краю. А
спектакль тем временем уже начался, была это инсценировка
чеховского рассказа «Унтер Пришибеев», насколько я сумел
понять.
- Унтер-офицер Пришибеев! Вы обвиняетесь в том, что 3-го сего
сентября оскорбили словами и действием урядника Жигина, волостного
старшину Аляпова, сотского Ефимова, понятых Иванова и Гаврилова и
еще шестерых крестьян, причем первым трем было нанесено вами
оскорбление при исполнении ими служебных обязанностей. Признаете вы
себя виновным? – возопил со сцены артист, исполняющий, по всей
видимости, роль мирового судьи.
Унтер Пришибеев, весь какой-то сморщенный и маленький и в
обычной советской одежде, отвечал в том смысле, что народ табуном
стоял, а он его урезонивал, чтоб разошлись – потому что где ж это в
законе сказано, чтоб народ табунами ходил. А мировой судья
продолжил уже полную отсебятину, никак не связанную с
Антон-Палычем… ну или если сказать политкорректно, то импровизация
пошла: