Жаль, правда, все те дороги, какие мне здесь выпадают, только
туда и ведут.
Но, в принципе, это не страшно. С этим я уже свыкся. А с чем не
свыкся, так это с тем, что женщины в этом мире имеют такое же право
на смерть, что и мужчины.
Рейна — к несчастью ли, к счастью — как раз такая. Готова идти
за мной хоть в преисподнюю. Как, впрочем, и я за ней.
Но со мной-то понятно. Меня этому ещё в прежнем мире учили: нет
большей чести для воина, чем погибнуть за други своя. А вот откуда
такое в Рей, здесь, в мире, где маги глядят на всех прочих, словно
на скот, остаётся загадкой. Ведь Рей, она тоже маг. Маг разума
пятого уровня, а, возможно, и больше, просто экзамен на высший ранг
не сдавала.
А ещё (и об этом многие говорили) её называли «богиней любовной
страсти». Раньше, когда мы ещё не знали друг друга. А может, и
знали, но я об этом не помню. В этом деле вообще всё запутано так,
что даже с бутылкой не разберёшься. Единственное, в чём я сегодня
уверен на двести процентов — это что мы наконец-то поняли, что
любим друг друга, и с этим уже ничего не поделаешь.
Честно сказать, я настолько боялся в этом признаться, что гнал
от себя эти «дурацкие» мысли едва ли не ежеминутно, особенно когда
Рей находилась рядом. Уговаривал сам себя, что это просто влечение,
похоть, страсть, взрыв гормонов... Всё изменилась, когда она попала
в беду. И я, зная, что это ловушка, что именно этого добивались
наши враги, рванулся её выручать.
«Глупость!» — скажут одни.
«Ах, как это романтично!» — скажут другие.
Удивительно, но и эти, и те окажутся правы.
Во-первых, из-за того что со стороны это действительно выглядит
романтично, а во-вторых, любовь — это, правда, особый вид
сумасшествия, любой психиатр подтвердит. И маги Конклава это,
конечно, учли. Что глупый обуреваемый страстью иммунный сразу, как
только узнает, бросится вызволять свою женщину.
Ну да, именно так я и сделал.
Противник не учёл одного — что я пойду до конца. Наверное,
потому что на самом деле считал, что любовь — это лишь
сумасшествие, и ничего больше. И что даже полный псих остановится,
если сказать ему нужное слово.
Что ж, нужное слово враг мне и вправду сказал: пообещал, что,
если я сдамся, предмет моей страсти останется жить.
Однако магистр Лух, каким бы сметливым он ни казался, не понял
самого главного. Любовь — это не только страсть. Любовь — это нечто
большее. Чего я, призна́юсь, и сам не подозревал, пока не увидел
распятую, умирающую под напором магистровой магии Рейну...