Эмма кивнула.
– Надо будет до завтра до обеда всё
подготовить, – инструктировал он её.
Бабушка поставила на стол корзинку со
свежими плюшками. Я налил чаю себе и Славке. Эмма отказалась.
Плюшки были восхитительны, ещё тёплые. Домашняя выпечка – это
что-то.
– Ба, мы сейчас в больницу идём к
Мишке Кузнецову. Можно пару плюшек ему взять? – спросил я.
– Бери, – разрешила она.
– А во что их? – замялся я. – Как их
нести?
– На, заверни, – подала она мне
газету.
Я, преодолевая культурный шок, молча
начал заворачивать плюшки в газету, успокаивая себя тем, что с
внутренней стороны её лапали только свои. Хотя, блин, краска же все
равно вещь вредная для здоровья. Ну, а что я хотел? Пакетов же ещё
нет. Я встал и подошёл к двери в гостиную, на ручке которой висели
несколько разнокалиберных сеток и авосек.
Я снял их и выбирал какую-нибудь
сетку поменьше для двух плюшек, завёрнутых в газету. В этот момент
из сеней послышался какой-то шум. Открылась входная дверь и в хату
влетела, не разуваясь, мама. Она плюхнула на пол три полные сетки с
разными свёртками.
– Там яйца, – крикнула она,
стремительным движением вырвала у меня из рук авоськи и выбежала из
дома.
– Поля! – закричала ей вдогонку
испуганная бабуля. Но той уже и след простыл.
Я метнулся за ней на улицу как был, в
коротких домашних валенках и школьном костюме. Пока я смотрел, в
какую сторону побежала мать, она уже была на перекрёстке с улицей
Ленина. То ли я совсем дохляк, то ли мама слишком прыткая, но
догнал я её только на Площади.
– Ты куда? Что случилось? – спросил
я, запыхавшись, когда поравнялся с ней.
Дыхание у меня совсем сбилось, а мама
так вообще не могла говорить. Вместо ответа она только на ходу
махнула рукой вперёд.
Мы пробежали с ней квартала два в
сторону вокзала. Вдруг она упала на колени перед ничем не
примечательным сугробом и начала руками разгребать снег.
Она вытащила из сугроба цветастую
авоську с увесистым свёртком. Я отодвинул её и хотел поднять
авоську, но оказалось, что каждая её ручка оторвалась с одной
стороны.
– Я хотела его подмышкой донести, –
сказала мать, чуть отдышавшись, – но поняла, что три сумки в одной
руке не дотащу.
Я поднял сумку со свёртком, взял его
в охапку и понёс домой. Немудрено, что ручки оторвались: свёрток
весил килограмм семь. Мать успокоилась и шла рядом.