- Не ментов. Но кое-какие связи
есть.
- Короче, базар не получился, -
Костян харкает и плюет мне прямо на ботинки. – Твое дело, пидор
гнойный.
Я еще успеваю глянуть в глаза Костяна
– пустые, мертвые, страшные глаза человекоподобной твари, рожденной
на горе остальным, - и понимаю, что сейчас последует удар
сзади.
Дальше – не помню. Полная отключка.
Вернувшееся сознание имеет лицо нашего обэжиста Александра
Федоровича Проценко.
- Живой? - Проценко помогает мне
подняться с мокрого асфальта. – Голова как, не кружится? Не
тошнит?
- Не, - отвечаю, подношу руку к лицу.
Пальцы густо окрашиваются кровью. Губы онемели, левый глаз не
видит. – Я голову руками закрывал.
- Молодец. Чуть-чуть я не успел.
- Вы что, шли за мной?
- А ты как думал? Я ведь с этой
гопотой мелкопузой давно воюю. Моя воля бы была, своими руками
передушил бы. Доброе у нас государство, носится с пьянью, а они в
благодарность по подъездам гадят, да таких вот Костянов рожают,
тюрьмы да психушки работой обеспечивают… Крысы трусливые. Как меня
увидели, сразу кто куда. Против молодца и сам овца. Нигде не
болит?
- Проходит уже.
- Разукрасили они тебя, однако.
Пойдем, тут водопровод есть, умоешься.
- Ничего, все нормально, - я пытаюсь
улыбнуться, но разбитые губы не слушаются меня. – Главное, я не
струсил.
- Это точно, - Проценко треплет меня
за плечо. – Только не надо так вот на рожон лезть. Здоровье и жизнь
дороже.
- Спасибо, Александр Федорович.
- Завтра напишем с тобой заявление,
возьмутся за этих гавриков.
- Ничего я не буду писать. Сам
разберусь.
- Это, конечно, хорошо, что ты сам
хочешь разобраться. Но дело ведь не в благородстве, а в страхе.
Эти… они же всю школу запугали. Будем и дальше их терпеть?
- Не буду я писать заявление, -
повторяю я, поднимаю свою сумку и делаю несколько шагов вперед.
Побитое тело ужасно болит, ноги дрожат, во рту медно от крови. В
мою спину впивается тяжелый взгляд обэжиста.
- Ну, дело твое, - слышу его
разочарованный голос. – Гляди, в другой раз никого рядом не
окажется.
Я хочу ответить, но понимаю, что
спорить бесполезно. Проценко прав, а я нет. Я действительно боюсь
эту сволочь. Я не хочу, чтобы мама плакала из-за какого-то поганого
Костяна.
Делаю шаг и чувствую, как двор,
деревья, водопроводная колонка, к которой я направлялся – все
расплывается, уходит в густой туман, и я начинаю валиться,сначала
медленно, а потом все быстрее и быстрее, в бесконечную спиральную
трубу, и встревоженный окрик Проценко уже не может остановить этого
падения.И тогда я сам начинаю испуганно кричать – а вдруг меня
кто-нибудь услышит?