Она позволила себе просидеть пару минут, встала, выдохнула и закончила собирать вещи. Галя заглянула в комнату дочери, та собирала свои вещи под музыку, тихо мурлыча текст, вторя любимому исполнителю.
Женщина бесшумно прикрыла дверь в её комнату. Подошла к соседней двери, занесла руку, чтобы постучаться, но тут же опустила её обратно. Прислонилась лбом к косяку, позволила себе небольшую передышку, чтобы набраться смелости. Надышаться перед прыжком в воду.
Постучав, она сразу приоткрыла дверь и заглянула.
— Можно я войду?
— А если нет?
— Я уйду, Артём.
За последние две недели они научились существовать рядом. Артём открыто больше не пытался её задеть, она же старалась сделать вид, что её не существует в его жизни. Не попадалась на глаза.
Он перестал оставлять грязную посуду на столе, для Галины это был шаг вперёд. Незначительный, но всё же.
— Так можно мне войти?
Мягко повторила вопрос, на что парень пожал плечами и уткнулся в телефон, делая вид, что ему безразлично, но женщина знала, что это не так. Когда ему было на самом безразлично, он вёл себя иначе.
— Артём, знаю, я последний человек, к которому ты обратиться за помощью, но помни, что ты всегда сможешь мне позвонить. Не позволяй ему тебя унижать или бить, но и на конфликт не иди.
Парень что-то строчил в телефоне, делая вид, что не слушает её.
— Пожалуйста, доучись этот год. Не для кого-то, только для себя и своего будущего. Помни, о чём говорил директор.
Только когда Галина вышла, Артём посмотрел в ту сторону.
Она никто. Нет. Она, та, кто сломала ему жизнь. Та, кто лишила его отца. Он должен ненавидеть её, но тогда, почему у него такое чувство, будто его предали? Снова.
Когда мама сказала, что он едет в Питер и будет жить с отцом, Артём испытывал только разочарование. Он не мог обижаться на родную маму, но был разочарован, что выбрала не его. Променяла на будущего мужа, на новую семью, в которой не нашлось места ему. Он почувствовал себя ненужным и с этим чувством ехал к папе.
Артём испытал садистское удовольствие, когда заметил, что отцу наплевать на дочь. Папа интересовался делами Жени так же, как и дядя Гриша — его. Задавал вопрос: “как дела?”, и тут же переключал внимание на его мать. Брошенная косточка голодной собаке. Вроде бы еды дал, а то, что не наелся, не его проблемы.