— Да, капуста подешевела, — поддакнула Вика, — я детям часто такой салат делаю. В нём много витаминов.
— Чудесные витаминчики! — подтвердила Ира.
На небольшом столике со щелчком отключился электрический чайник. Нина встала, направилась за ним.
— Чай, кофе, — пропела она, ставя чайник на стол. — Там тостер есть и хлеб рядом, кто хочет поджарить?
— Оладьи вкуснее, — резонно заметила Софа.
В центр стола приземлилась шоколадка «Алёнка». Я оторвала взгляд от тарелки, поглядев на довольное лицо Ирочки.
— Угощайтесь!
— Презент от Акулы?
Ирочкин игривый взгляд резко сменил вектор дружелюбности.
— Не Акулы, а Ромы.
— И когда это он стал Ромой?
Наколов на вилку целую сосиску, я демонстративно поводила ею из стороны в сторону.
— Ну, вот, познакомились сегодня.
—Ты же сама говорила, что боишься его?
— Просто сначала он меня напугал.
— Он что, пластику сделал?
— Он нормальный…, — голос Иры приобрёл жёсткость.
Вот как она, оказывается, может.
— Софье не он по лицу двинул?
— Блин, случайно, на нервах.
В груди закипело словно в электрочайнике. Даже зашумело в ушах. Злость поднялась изнутри и лопнула на языке, выдав температуру в сто градусов.
— Ты дура?
За столом стихли разговоры. Кто-то по инерции жевал. Лиза покрылась пунцовыми пятнами, пытаясь что-то промямлить. Ей стыдно за меня? А мне что до этого?
— Я двум мужикам понравилась, а на тебя никто не взглянул.
— Предлагаешь опять тебя из кустов вытаскивать? Шея уже перестала болеть?
— Пошла ты, знаешь куда?
— И куда же?
— Туда, откуда тебя недавно выпустили. Думаешь, непонятно, почему ты молчишь? Ничего про себя не рассказываешь? Тут дураков нет.
Внутренности словно обожгло кипятком. Особенно поразило молчание девчонок, которое, как известно – знак согласия.
— И откуда меня выпустили?
— Из психушки. Это даже слепому видно.
— Ир, хватит. Хочешь, обжимайся с мудаком. Твоё дело, — жестко припечатала Жанна, допивая чай.
К шоколадке никто не притронулся, девчонки одна за другой выходили из-за стола, пустыми разговорами пытаясь сгладить неловкость.
— Не слушай её, — Лиза жалко выглядела со своим утешением.
— Иди, пожалуйста. Я ещё не доела.
Все ушли. А я так и сидела, вцепившись одной рукой в волосы, другой кромсая оладьи, орошая их слезами. Я несчастная психичка. И все это видят. Моя дочь в реанимации, а я в сотне километров от неё. Меня разрывало между тем, чтобы отвлечься, и тем, чтобы всё время думать о дочери. Я рассыпалась на молекулы, дёргаясь в попытке хоть как-то склеить себя, собрать целое из кривых фрагментов. Диагноз, мимоходом поставленный Ирочкой без пристального изучения объекта, был недалек от истины.