Она сводит с ума.
Не понимаю, как я ещё держусь за остатки рассудка. Потому что когда Инга задыхается, выгибается, стонет подо мной — разум рвёт в ошмётки.
Но нельзя.
Нельзя навредить, испортить, замарать.
Может быть, она — мой последний шанс на искупление грехов, моя лакомая индульгенция, моя отчаянная исповедь…
Я добираюсь до жаркого и уже такого влажного лона, ожидая, что вот сейчас она все прекратит. Но нет!
Инга позволяет мне облизать влажные складочки, нежно поиграть языком с камешком клитора.
Она мечется, всхлипывает, порывается ухватить меня за волосы, но пугливо останавливается, а я трепетно играюсь языком и губами с ее лоном, руками же поддерживая и слегка разминая половинки ягодиц девушки.
Но…у всего есть своя цена.
У моей пытки — её удовольствие: сегодня у неё не будет разрядки.
Отстраняюсь, глядя на разгорячённую, разметавшуюся девушку. Её прекрасные глаза сейчас подёрнуты поволокой. Кажется, она всё ещё тешет себя иллюзией получить «сладенькое».
Нет-нет, куколка.
Помучься и ты.
И не смей просить палача о снисхождении.
Не нужно жалобно хныкать.
Целую её в лоб, желаю «спокойной ночи» и ухожу…
Не приручай Чудовище, Белль. Иначе однажды оно начнёт приручать тебя и потом уже не отпустит…
_____________________________
[1] «Искусство долговечно, жизнь коротка»
6. Глава 6
ИНГА
Разве так можно?
Распалить, завести и бросить! Просто развернуться и уйти!
Оставить обнажённую и горячую посреди гостиной.
Торопливо одеваюсь и дико злюсь: почему?! почему он так со мной?! Он же видел, что я не против. Я же хотела его!
Боже, скажи мне кто пару дней назад: ты будешь хотеть Пахомова и течь по нему — точно бы рассмеялась в лицо.
А сейчас сижу и жалею, что Пахомов не взял меня.
Это ненормально. Он меня загипнотизировал. Своими глазами цвета тёмного льда. Звуками низкого бархатистого голоса. Прикосновениями, такими, будто касается богини. Поцелуями — сумасшедшими, дерзкими, страстными.
И ласками…
О, ни один мужчина не ласкал меня так.
У меня были парни, до Артёма, которым я позволяла многое, кроме проникновения. Но им было неинтересно, прелюдия быстро сворачивалась и начиналось канюченье: давай сделаем это, я буду аккуратным и так далее.
Пахомов ни о чём таком не просил.
Он вообще за весь этот вечер ничего не просил в ответ.
И взял лишь то, что посчитал нужным.