Кто-то мяукает. Тонкий, дребезжащий мяв. Тихий, еле слышный.
Смотрю — возле сосны в снегу шевелится комок шерсти.
Наклоняюсь посмотреть. На меня смотрят кошачьи глаза, маленький
треугольный рот открывается и выдаёт дрожащее "м-я-я-в".
- Кис, ты здесь откуда?
Я кошатник. Кто-то любит собак, я тоже их уважаю. Но кошаки —
это кошаки.
Подхватываю котёнка под пузо — хотя какое там пузо, одна шкурка
и рёбра, такой тощий. Котёнок смотрит мне в лицо и жалобно
дребезжит. Белый живот, серая спина, лапы в полосочку. Глаза
круглые.
- Мя-яяв.
Чёрт, не могу я бросить мелкого кошака обратно в снег. Вздыхаю и
сую тощий шерстяной комок за пазуху. Отдам Альбинке, когда эта
дурацкая шутка закончится.
Подхожу ближе к двоим в мундирах. Они уже поднялись на ноги, и я
вижу, что один держит через платок (такой же, как у меня) малярную
кисть. Кисть с круглой деревянной рукояткой, щетина вымазана
чёрным. В снегу под ногами углубление, в чёрных же кляксах — как
видно, отсюда её и вытащили.
Понятно - тот, кто создавал эту композицию с манекеном, не
заморочился убрать мусор за собой. Бросил тут же. Нет чтобы в пакет
сложить, донести до контейнера…
Тащим добычу на поляну.
Важный дядька в пальто меж тем кивает всем, разворачивается и
уходит, тяжело опираясь на трость.
Второй дядька, как его там — Викентий Васильевич, задумчиво
заправляет клетчатый шарф, проводит ладонями по бокам своего
пальто, будто отряхивается, и зыркает на меня.
Меж тем появляется ящик для улик. Двое мундирных и я складываем
туда добычу под зорким взглядом ещё одного полицейского.
- Бургачёв! - гавкает дядька в клетчатом шарфе. Надо же, какой
голос у артиста прорезался.
Мундирный, что стоит возле чёрного круга, дёргается,
отвечает:
- Слушаю, господин капитан.
Дядька смотрит кисло, жуёт губами. Видно, недоволен.
- Бери стажёра своего, ноги в руки, и вперёд. Обойти все дома,
всех опросить. Кто что видел, кто слышал, всех трясите. Каждую
собаку.
Мундирный вытягивается, резко кивает.
- Да, господин капитан!
Бросает мне:
- За мной.
А я стою, пялюсь во все глаза на фотографа. Он как раз возится
со своим аппаратом, укутывает его в большой платок. Шапка у
фотографа съехала набок, и из-под края высунулся кончик уха.
Острого такого, зеленоватого гоблинского уха.
Фотограф будто чувствует мой взгляд, оборачивается, подмаргивает
кошачьим глазом, нахлобучивает одним движением шапку обратно на
лоб. Подхватывает фотоаппарат подмышку, и шлёпает с поляны вслед за
начальством в белом шарфе.