Зато в злобной мымре никто не узнает миловидную наследницу Эшеров — одно это примиряло со всеми предстоящими неудобствами.
Пересыпая монеты из золотой шкатулки в мешочек на поясе, я пыталась составить план будущих действий. И как-то незаметно упустила тот факт, что в облике старухи меня увидят не только посетители борделя и его смотрительница, но и мой голубоглазый остроухий возлюбленный.
10. Глава 10
С тех пор как последняя клиентка ушла, песок в часах на тумбочке давно высыпался. Надо было спуститься вниз, но никак не удавалось заставить себя подняться с постели. Он лежал на кровати в расстёгнутых брюках, смотрел в потолок и ждал, когда о нём вспомнят — когда ошейник на горле утопит его в океане боли.
Надо было спуститься вниз.
Надо было.
Он не хотел.
Последние триста лет он только этим и занимался: спускался ниже и ниже. Даже не спускался — падал. С того дня, когда его окровавленного, потерявшего сознание бросили на поле боя, посчитав мёртвым. Возможно, его не заметили под телами других павших воинов. Не сражение тогда было — мясорубка.
Он вздохнул, потянулся к тумбочке и перевернул часы. Песок тонкой струйкой сыпался из одного стеклянного сосуда в другой, и эльфу казалось, что это не время утекает — его жизнь.
Бессмысленная. Полная позора.
На каторге было проще. На галере он просто грёб и грёб, звенел цепями, наваливался на вёсла. Без остановки. Восемь часов, шестнадцать. Пока не падал, отключаясь и не реагируя на удары надсмотрщиков.
Времени на раздумья не оставалось, и теперь он ясно понимал, какая это на самом деле благодать — пустая голова. Голова без единой мысли.
В тяжёлом физическом труде не было ничего постыдного. Несмотря на жажду, голод и отупляющую усталость, несмотря на то, что спал он на скользкой жёсткой лавке в обнимку с веслом, а когда не спал, подставлял спину под плеть — несмотря на всё это, он бы предпочёл и дальше быть галерным рабом, чем из ночи в ночь с отвращением ублажать незнакомых женщин.
Иногда красота — проклятие. Его заметили. Даже исхудавший, обожжённый солнцем, с иссечённой спиной, он оставался нечеловечески привлекателен.
«Мы сделаем на нём много денег, — сказала взошедшая на судно женщина с медными волосами. — Какая прелестная экзотическая зверушка».
Он поднялся с постели, застегнул штаны, бесцельно прошёлся по комнате и снова перевернул песочные часы. Когда время истечёт, он спустится в общий зал. Снова станет товаром. Будет терпеть липкие взгляды, прикосновения, от которых по телу пробегает дрожь омерзения.