«Зимовали» Павловы в просторной четырехкомнатной квартире в «сталинке», рядом с университетом. Теплое время года безвылазно проводили в бабушкином доме на берегу Пироговского водохранилища.
То погожее июньское утро запомнилось семилетнему Алеше, и подняло отцовский авторитет на недосягаемую высоту, хотя рыбалка и не удалась. У отца и сына было любимое местечко в уютном заливчике неподалеку от дачи. Расположились, как всегда, в тени развесистой ивы. Размотали снасти. Сын владел современной телескопической удочкой, отец пользовался любимой, хотя и старомодной, бамбуковой трехколенкой.
Их было трое – два молодца и девица. Парни выглядели типичными представителями хозяев новой жизни. Стриженые головы крепко сидели на бычьих шеях. Широкие штаны, черные кожаные куртки и золотые цепи свидетельствовали о принадлежности их принципалов к элите общества. Мерно жующие челюсти – об американском образе жизни.
Девица в протертых до дыр джинсах, раскрашенная так, что о ее внешности можно было только догадываться, небрежно держала на плече дорогущий японский магнитофон, вещавший голосом, оплеванного властью, народного барда:
«Всего лишь час до самых главных дел:
Кому – до ордена, ну, а кому – до «вышки».»
Из баулов, в руках мужской фракции пришельцев, торчало многообразие винно-водочных бутылок, шампуры и другие принадлежности культурного досуга. Оглядев поляну, мельком задержав взгляд на рыболовах, предводитель камарильи, нагловатого вида бычок с кольцом почему-то не в носу, а в ухе, удовлетворенно заметил: «годится». Освободившись от сумок, молодцы направились к рыбакам. Предводитель, глядя куда-то мимо, повелительно произнес: «Эй ты, плесень, сматывай удочки. Даю три минуты. Потом штрафные санкции».
Отец погладил Алешу по голове, встал, отсоединил нижнюю секцию удилища – метровую бамбуковую палку с медной трубочкой на конце – и, опираясь на нее, подошел к разглядывающим окрестности, мирно жующим дядькам. Что он сказал, Алеша не слышал, но понял – папа их поругал.
Предводитель скорчив ужасную рожу, замахнулся на отца растопыренной пятерней. Мальчик испугался и зажмурился. Когда открыл глаза, увидел папу стоящего на том же месте и плохих дядек, ковырявшихся возле него. Один дядька лежал на боку, поджав колени, беззвучно, как рыба, открывал и закрывал рот. Второй, стоя на карачках, вытирал разбитый нос и ругался словами нехорошими и малопонятными: «… порву падла, … козел долбаный». Папа подошел сзади и легонько стукнул ногой туда, где у мальчиков есть нечто, чего нет у девочек. Дядька взвыл, потом заскулил, но ругаться перестал. В наступившей тишине, из магнитофона в руках ошалевшей девицы, Высоцкий советовал: