Кисонька впечатлилась. И отныне, стоило мне отправится в туалет, смекалистая мелочь топала следом. Оставить ее снаружи не представлялось возможным, ибо ушастая зануда начинала ныть и рыть подкоп под дверью. Зато стоило ей попасть внутрь, она непременно усаживалась в лоток «за компанию». Так вопрос чистоты в квартире был решен раз и навсегда.
А кисонька выросла в королеву весьма солидных размеров, но осталась верна традиции «сходить за компанию». И услышав в коридоре заунывный мяв, я, по мнению кисоньки, должна стремглав лететь к ней и хотя бы постоять над душой, желательно включив в туалете свет, поскольку теперь королева уверяла меня, что ей одной темно и страшно, да и не по чину королевам томиться на горшке в одиночестве.
Утро начиналось тогда, когда кисонька обнаруживала свою миску на кухне пустой.
За ночь мохноногая кобылица, умаявшись от скачек по коридору, уминала свою порцию корма и к утру понимала, что пора завтракать… а нечем.
Сначала она пыталась греметь пустой миской на кухне, имитируя мятеж в тюрьме строгого режима. Поняв, что бзямканье кототары не долетает до моей спальни с благоразумно закрытой дверью, она немного пораскинула своим пушистым умишком и приняла меры.
Сначала она ныла под дверью, долго и заунывно. Котострадания спать мне не мешали. К чему-то подобному я в принципе была готова еще на этапе раздумий, а не завести ли мне кисоньку… на свою голову.
Иногда нытье переходило в более осмысленные песнопения из репертуара заслуженного цыганского хора. «Ай-нэнэ-нэнэ!» – заливалась ушастая бесстыжая плакальщица, периодически для пущей убедительности биясь пустой лохматой головой в дверной косяк. Что, вероятно, должно было изображать голодную агонию.
Сперва по собственной наивности и врожденной жалостливости ко всему, что имеет четыре лапы, шерсть на носу и круглые ясные глаза инопланетянина, я вскакивала с кровати, как только раздавался истеричный кошачий набат, и вылетала в коридор. Вмиг успокоившаяся кисонька ленивым взмахом хвоста манила меня за собой на кухню к миске, где уныло перекатывались пять последних сухариков. И показывала всем своим толстощеким видом, что она настолько голодна, слаба и несчастна, что спасти ее может только немедленное пополнение кототары, и желательно чем-нибудь исключительно вкусным.