Первый сын после двух дочерей.
Мальчика назовут Эврисфеем, и он, как это ни странно, выживет —
что лишит Амфитриона и его потомков надежды на будущее воцарение в
родных Микенах.
Нет, ничего этого Амфитрион не знал — да и узнай он о рождении
Эврисфея, все равно не омрачился бы духом, ибо не был в сущности
склонен к правлению городами. Рассмеялся бы, налил бы в кубок
черного хиосского вина и выпил бы до дна во здравие всех детей,
родившихся в эти дни.
И очень удивился бы, если бы какой-нибудь прорицатель сообщил
ему, что через полвека с лишним его жене Алкмене принесут седую
голову нынешнего мальчика по имени Эврисфей — и Алкмена выколет у
этой страшно оскаленной головы мертвые глаза своим ткацким
челноком.
Очень удивился — и не поверил бы.
А зря.
3
— Мойры!
— А я тебе говорю — Илифии!
— А я говорю — Мойры!
— Ну и дурак! Станут Мойры сидеть на пороге у какой-то Алкмены!
Тоже мне…
— А вот и станут, если по приказу Геры!
— Станут-сядут… Оба вы олухи! И вовсе не Илифии, и уж тем более
не Мойры (будут они Геру слушаться!) — а сестры-Фармакиды!
Третий голос… тридцать третий… триста тридцать третий голос…
Шумят Фивы, ох шумят…
— Да какая вам разница, кто сидел? Главное, что роды задержали…
У Никиппы в Микенах семимесячный родился — у-у, Танталово племя! —
и ничего, а у Алкмены первенький едва вылез, а второй вообще через
неделю…
— Ой, сестры! Ой, посмотрите на дурищу-то! И деткам своим
покажите! Это ж не баба, это ж корыто глупости! Через неделю… Ты ж
сама рожала, толстая, должна понимать, небось!
— Это я толстая? Это я-то толстая?! Это ты толстая!
Дерутся женщины в Фивах… дерутся, спорят, друг дружку
перекрикивают. Откуда им знать, когда у Алкида брат-близнец Ификл
родился, — если про первенца слушок сразу побежал, чуть ли не с
первым криком младенческим, а про второго-то сплетня припоздала, на
целый день, почитай, задержалась… и то — пока сказали, пока
услышали, пока поверили да проверили…
Шумят Фивы, ох шумят… Спят братья-близнецы Алкид с Ификлом,
знать ничего не знают, ведать не ведают, грудь сосут, пузыри
пускают, не слушают голосов глупых, и того голоса визгливого не
слышат, что и другими не больно-то услышан был!
— Жаль!
— Чего жаль, Галинтиада?
— Жаль, что вторую жертву принести не успели! Кто ж мог знать,
что у нее двойня… Поздно узнали мы, поздно!