— Чуть больше сотни, наверное. Может, сто двадцать, не знаю.
— Сто двадцать? — губы ее исказила нервная улыбка, — хорошо,
сейчас принесу вашу награду.
Едва они отвернулись от стойки, держа в руках теперь уже каждый
по мешочку, как осознали, что на них смотрят почти все авантюристы.
Каскад передумала ужинать в гильдии.
— Похоже, мы становимся известными, — сказал Джон, едва они
вышли на улицу. Чувствовать на себе внимание стольких глаз ему
совершенно не нравилось. Он опасался того, что отреагирует на
чье-то слишком резкое движение телекинетическим порывом фамильяра.
Тогда их начнут рассматривать слишком пристально, если вообще
выпустят из гильдии. Этого ни за что нельзя было допустить.
— А толку-то, мы скоро отсюда свалим. Пойдем, я знаю один
неплохой ресторанчик, там и гостиница рядом.
Еще в гильдии Джон почуял что-то неладно. Смотря на
авантюристов, с аппетитом уплетающих ужин, на их дымящиеся тарелки
и кружки, он чувствовал, что что-то не так. А когда еду поставили
уже перед ним, и он увидел, с какой жадностью, почти яростью Каскад
набросилась на свиной окорок, до него наконец дошло. Он совершенно
не хотел есть. Он даже не смог сдержать смешок при мысли о том, как
легко человек привыкает к хорошему. Вот и он очень быстро привык к
тому, что больше не нужно питаться. И все же есть он вполне мог, и
вкус еды чувствовал, только теперь он ел ее по-другому: смакуя,
чувствуя каждую толику вкуса. Он мог бы пережевывать и выплевывать,
но решил съесть весь заказ и посмотреть, что будет.
Только когда Каскад осушила второй бокал вина, до нее тоже
дошло.
— Эй, ты ведь не должен есть.
— Не должен.
— А почему съел? Неужели хочется?
— Мне интересно, что будет. Жевать пищу вкусно, но думаю, что
вполне смогу без этого обойтись.
— Если ты сможешь таким образом восстанавливать ману, будет
неплохо.
— А как это проверить?
— На данном этапе — никак. Вот если бы я могла чувствовать трату
своей маны на восполнение твоей…
— Нам нужно будет заняться твоим обучением.
— Моим? — рассмеялась девушка, — а ты ничего не перепутал?
— Я сегодня выложился на полную, уничтожил целый легион пауков.
А что делала ты? Тряслась сзади?
— Глупец, я ведь некромант! Когда ты, мой слуга, сражаешься, это
значит, что сражаюсь я!
— То есть, чтобы увеличить твой запас маны, сражаться может…
даже мой фамильяр?