"И если соблазняет тебя рука твоя,
отсеки ее: лучше тебе увечному войти в жизнь, нежели с двумя руками идти в
геенну, в огонь неугасимый, где червь их не умирает и огонь не угасает. И если
нога твоя соблазняет тебя, отсеки ее: лучше тебе войти в жизнь хромому, нежели
с двумя ногами быть ввержену в геенну, в огонь неугасимый, где червь их не
умирает и огонь не угасает. И если глаз твой соблазняет тебя, вырви его: лучше
тебе с одним глазом войти в Царствие Божие, нежели с двумя глазами быть
ввержену в геенну огненную, где червь их не умирает и огонь не угасает".
Да, как он и думал – снова этот библейский бред. Что за
упорная организация, а он был уверен, что это неугомонные бесконечные
последователи Божьи всех цветов и окрасов, шлет эти бесполезные агитки! И
главное так прилежно, так регулярно… никаким другим образом, что, в общем-то,
им не свойственно, больше не стараясь вернуть его на путь истинный. Листок быстро и бескомпромиссно направился в мусорку, как и
многие до него.
Телефон вновь затрезвонил. Татьяна говорила в трубку что-то
мало разборчивое. Ее голос срывался, она сбивалась с мысли. Из лившейся на него
информации, Домов смог разобрать лишь то, что девушка опасалась, будто Наталья
Осиповна начала ее в чем-то подозревать. Зевая и совершенно не желая разбираться
в девичьей истерике, он кинул пару ничего не значивших фраз, призванных успокоить
ее, и пообещал прийти завтра на работу, все равно, ему нужно было увидеться с
начальницей. Ведь без его постоянных напоминаний, она, мужчина был уверен,
ровным счетом ничего не делала.
Ночь прошла удивительно спокойно, он спал глубоко и, что
было ему совсем не свойственно – совершенно без сновидений. Свежий, словно
огурчик, и отчего-то безмерно довольный – тоже состояние слишком уж для него
редкое, он направился в офис. Издевательски подмигнув чуть ли не забившемуся в
угол охраннику, Домов проскользнул внутрь и легкими движениями взлетел вверх по
лестнице.
Первым делом он направился в сторону рабочего места
Татьяны. На ее столе, обычно заваленном документами и папками царил педантичный
порядок. А стены, прежде усеянные глупыми сентиментальными открытками и
фотографиями были пусты и лишь маленькие дырочки от канцелярских гвоздиков
напоминали о том, что когда-то их украшало. Даже горшки с растениями куда-то
делись. Не было и следа славной девчушки с большими глазами. Антону в голову
заползли недобрые мысли.