Подхожу к нему и сажусь на корточки.
— Итан Хазгу, — шепчет он. — Близкая смерть возвращает
воспоминания. Кайел не соврал, так тебя и зовут.
— Кто я такой? — хрипло спрашиваю я, невольно наклоняясь, чтоб
услышать слабый голос умирающего. — Почему я здесь?
— Мы проиграли, Итан. Она добилась своего…
— Кто? Как…?
— Не упустила случая потешится, выпустив на Арену друг против
друга и лишив памяти. Мы твои родичи, Итан… первые… И мы… мы убили
друг друга.
Здоровяк хотел еще что-то сказать, но вместо слов из его рта
вырвался небольшой выдох дыма и изувеченное тело обмякло, а голова
бессильно уткнулась в залитый кровью пол.
— Умри! — отчаянный вопль со спины бьет по ушам и ошеломляет. Я
успеваю только вскочить и развернуться, как в бок бьет короткое
копье, глубоко пробивая его. От боли темнеет в глазах, но я успеваю
увидеть удивленные и широко распахнутые глаза того паренька из
сарая. Моя сабля пробила ему сердце, убив на месте.
Тяжело дышу, опустившись на колени. Надо бы извлечь копье, но
тогда истеку кровью. Поэтому просто сижу, сжимая рукоять сабли,
опустив голову на грудь и как будто засыпая. Треугольный амулет на
моей груди чуть нагрелся от чего-то, но меня это уже не волнует.
Сонно как-то.
Слева мелькает тень, и я пытаюсь повернуть голову, чтобы
увидеть, кого там еще принесло. Тут по лбу мне бьет что-то
увесистое, и я заваливаюсь на спину почти не чувствуя боли в
боку.
— Выжил-таки, обезьянье отродье, — слышу злобное бормотание. —
Будь ты навечно проклят людьми и богами!
Сознание меркнет, а тело уже не чувствует пинков, которые ему
достаются.
— Эй, очнись! Слышишь? Ты, эй! — голос бубнит мне в ухо и
сопровождается потряхиваниями за плечо.
Когда чужие пальцы потянули вверх веко, я вяло отмахнулся.
— Надо вставать и уходить отсюда, скоро прилив…
Какой назойливый хриплый голос с шамкающими стариковскими
интонациями.
— Слышь, эй!
Я слышал, но не мог, не находил сил приблизиться к источнику
звука, увещевающему меня о чем-то.
— Смотрители Арены выкинули тебя сюда не просто так, — донеслись
до меня очередные слова. — Они будут рады, если море заберет
тебя.
Смотрители… — что-то очень знакомое, кто-то известный мне, да?
Мысль заработала, выискивая в памяти соответствия, а я попробовал
хоть немного приоткрыть глаза.
— Давай-давай, поднимайся! — тут же вцепился в меня седой как
лунь старик с выцветшими блекло-синими глазами. Его крепкие пальцы
ухватились за мое плечо и дергали вверх. Я застонал, представив,
каково будет подняться, если столько сил ушло на открывание
глаз.