Возвращаюсь к доскам, и вскоре срываю одну из них, поддев ножом.
И в эту же секунду оттуда вылетает наконечник копья, заметно
проминая кирасу. От удара меня опрокидывает на спину и пару секунд
я лежу, осознавая, как мне повезло. Рывком вскакиваю и вижу лицо
очередного смертника Арены, совсем юного, смотрящего на меня из
дыры в стене сарая. Лезть на легкое копье в темноту плохая идея,
даже через ворота. Проклятье! Сейчас бы щит пригодился...
БОММ!
Одиннадцатый или уже двенадцатый? Сколько их всего, сто?
Если бы я был в доме и у меня был бы арбалет — стал бы я
караулить одно или два окна? Да ни в жизнь! Обойдут с другой
стороны. Гораздо надежней засесть повыше и убивать наверняка.
Придется рисковать.
Через минуту, тяжело дыша, я был уже около центрального дома.
Сложенный из толстых бревен, он напоминал крепость. Огромный,
раскинувшийся по большой территории, с несколькими пристройками.
Три или четыре входа, из которых я вижу только два. Наверняка есть
и другие. Соорудив на веревке петлю, за несколько попыток закидываю
ее на выступ конька и потихоньку залезаю наверх. Там, схоронившись
за трубой, начинаю разбирать дранку на крыше, стараясь не шуметь.
Пока везет, людей не видно и не слышно, а парень с копьем,
наверное, до сих пор гадает, куда я делся.
Закончив расширять дыру вкруше, аккуратно сползаю внутрь, вдоль
трубы, в темноту чердака. Запах затхлости и дыма, паутина,
сваленные как попало жерди, мусор и всякий хлам. Пройти тут и не
нашуметь целое искусство. Хода вниз не видно, а из круглого
слухового окна падает свет на большой деревянный сундук.
Звон стали и ругательства доносятся откуда-то сбоку, но
выглянуть туда не могу, нет подходящих окон. Пробираюсь по
захламленному полу, присаживаюсь у сундука и осторожно поднимаю
крышку.
Ха-ха, вот это находка… Сверху лежит ярмарочный шутовской колпак
с бубенчиками, под ним лоскутный наряд ярких цветов. Еще нашелся
шелковый пояс, высокие остроносые сапожки тонкой кожи, два крысиных
черепа и потертая колода карт. Что ж, теперь есть неплохой вариант
скоротать время между смертельными схватками, раскладывая пасьянсы
с мертвыми крысами…
Колпак я осторожно отложил, старые кости отодвинул, а вот карты
меня заинтересовали. Они не имели ничего общего с теми, в которые
режутся в кабаках и притонах. Да и мало их было; всего-то
одиннадцать, но, с виду, сделанные из бумаги, они весили как
металлические. И на каждой был собственный рисунок, а вернее
сказать каша из множества кусочков изображений причудливо
смешанных, но не повторяющихся. Будто какой-то сумасшедший сначала
мелко накрошил рисунки, а потом сложил их, подчиняя своим безумным
идеям.