Хотелось набить уши ватой, спровоцировать разрыв барабанной перепонки… да что угодно! Лишь бы никогда, НИКОГДА более не слышать столь жутких слов. Горькие слезы, внезапно хлынувшие из глаз, жгли кожу, точно огнем. Обида душила. Так душила, что сознание меркло под напором ярости.
Не отдавая отчета собственным действиям, Ирина резко развернулась к однокласснику и что было мочи ударила его свободной рукой.
Той, которой не удерживала под мышкой Юркин подарок.
— Ты охренел? — завопила, совершенно себя не контролируя. — Охренел?!
— Заткнись, дура! Услышат — недалеко ушли — и вернутся! А мне сейчас никак нельзя вне ринга драться. Я из-за тебя с соревнований слетать не собираюсь!
— Мне плевать! — замахнулась для очередного удара. — Я. НЕ. ЗАРАЗНАЯ.
— Подумаешь, немного приукрасил. Было бы из-за чего так орать!
— И никто в меня не ныряет…
— Ты серьезно этим гордишься?
— …и ни разу не нырял!
Пауза. Шок.
— Да ладно? Прямо ни-ни? Хотя чему я удивляюсь? Кому ты нужна?
— Урод! Какай же ты урод!
Более не сдерживаясь, Синицына принялась отчаянно и самозабвенно молотить по груди обидчика своим замерзшим кулаком.
Пока вдруг не заметила кое-что странное.
Кое-что, от чего кровь прилила к щекам.
В процессе «драки» он торопливо распахнул пальто, подставляя под ее удар свой жесткий торс, обтянутый лишь тонкой хлопковой футболкой.
«Зачем? Чтобы… чтобы что? Лучше чувствовать?»
Девушка ошеломленно застыла, понимая, как непростительно близко они сейчас стоят друг к другу. Как тяжело и надрывно дышит молодой человек, больно впиваясь пальцами в ее талию. Как хмурится, сверкая совершенно нездоровым ошалевшим взглядом. Взглядом обдолбанного наркомана.
Поплывшим. Подернутым поволокой.
Со зрачками, заполнившими почти всю радужку.
— Сволочь! — всхлипнула, стыдливо вытирая лицо от остатков соленой влаги. — Ненавижу!
— Да неужели?
— Ты сильный! — взглянула на парнишку с укором. — Мог же заступиться!
— А что я сейчас, по-твоему, сделал? А?
Опомнившись, она отошла на безопасное расстояние.
Память услужливо вернула ее на несколько минут назад.
В персональное чистилище.
— А ты, — пронзительный осуждающий взгляд, — извалял меня в грязи!
— Прекращай! —недовольно скривился Красницкий. — В грязи изваляли бы тебя они! В ней же и бросили бы подыхать, замученную до полусмерти!
— О! Так тебя в пору благодарить?