— Трудно не знать человека, с которым тренируешься бок о бок — на одном ринге, у одного тренера — почти восемь лет! Которого считаешь… другом!
«Ой, нет! Как же это…»
Больше на Ирину он не смотрел.
Отступил на шаг, столь сильно стискивая кулаки, что хрустнули пальцы.
А после и вовсе решительно зашагал в сторону выхода.
— Эй! Ты куда собрался?
— Домой!
— Но Мосолов сказал русским языком…
— Мне плевать!
— Считаешь себя главнее директора?
Красницкий остановился у самой двери.
Резко развернулся, и Ирина испуганно отшатнулась.
Ведь таким свирепым видела его впервые.
Его трясло. Сильно. Прямо лихорадило.
— Нет! — рявкнул он вдруг. — Считаю, что растерзаю тебя, сучку, голыми руками, если не уйду! Прямо здесь и сейчас! Придушу, и дело с концом! Ты этого хочешь? Да?
— Но… за что? — глаза нещадно жгло от подступивших слез, готовых пролиться в любую секунду. — Я ведь ничего по-настоящему плохого тебе не сделала!
— Я знаю! — глухо отозвался молодой человек, с жутким отчаянием в голосе. — Знаю, что ты подарила ему на его совершеннолетие! Он… во всех подробностях поведал мне, какой «сюрприз» ты организовала для него! Молодец, Синичка! Хорошо на нем порхаешь! Твой парень от тебя без ума!
11. Глава 11
«Трясет! Дьявол, как же трясет!»
Нужно уходить. Убираться. Как можно быстрее. Как можно дальше.
Отсюда. От нее. От этой маниакальной нездоровой зависимости.
От безумного желания стиснуть пальцами ее беззащитное горло, полностью перекрывая доступ кислорода. От странной потребности намотать на кулак рыжие волосы и резко дернуть вверх, вынуждая ее инстинктивно приподняться на носочках и громко взвизгнуть. Зачем? Да просто все!
Чтобы наказать мерзавку! Чтобы собственное нутро остыло.
Не жгло. И не заходилось в болезненных судорогах при одной лишь мысли о… о ней. О Синичке, самозабвенно ласкающей Юрку.
«Как посмела? Как ты посмела, дрянь?»
Судорожный вздох. Глубокий. Рваный. Точно огнем опаляющий легкие.
«Успокойся! — твердил он себе, в который раз взывая к последним крохам самообладания. — Вы друг другу никто! Она ничего тебе не должна! Или…»
Мышцы мгновенно превратились в сталь.
Ладони сжались в кулаки столь сильно, что онемели.
А зубы… он чудом не стер их в порошок, сдерживая рвущийся наружу вопль: «Должна! Конечно, должна!»
Красницкий буквально прирос к полу, опасаясь лишний раз шевельнуться.