Лилька прошла через весь зал к
столику Лёхи, и присела, закинув ногу на ногу. Настроение в зале
немного переменилось. Теперь мужики люто завидовали Лёхе, а Лильку
местное бабье продолжало ненавидеть по-прежнему. Хоть что-то в этом
мире остается неизменным.
- Привет! – грудным воркующим голосом
сказала девушка. – Я Лиля!
- Алексей, - представился майор. – За
знакомство?
- Я – шампанского! – не стала
ломаться та.
Завязался разговор ни о чем, как это
и бывает в ресторанах на юге. Лёха рассказывал, как ему казалось,
смешные анекдоты, а девчонка заливисто смеялась в нужных местах,
показывая прелестные ямочки на щеках. Он делал ей комплимент за
комплиментом, а она принимала их, как должное, не пытаясь
кривляться и скромничать. Она была необыкновенно притягательна,
кратно умножая эффект от виски, что Лёха вливал в себя стакан за
стаканом. А вечер набирал обороты.
- Потанцуем? – весело спросила она,
когда заиграла медленная музыка.
- Потанцуем, - схватил ее за руку
какой-то пьяный тип, в котором, судя по всему, сидело куда больше,
чем ноль пять.
- Отвали, - ледяным тоном сказала
Лилька, и посмотрела ему прямо в лицо.
- Да ладно, чё ты, я ж просто
потанцевать…, - растерянно сказал парень и слился без следа,
стыдливо прикрывая мокрое пятно на брюках.
- Пойдем, Лёша, - мило сказала она
Петрову, потянув его за собой.
Лёха топтался перед эстрадой, обнимая
самую красивую и желанную девушку из всех, что когда-либо встречал
в своей жизни. Он хотел впиться ей в губы прямо тут, и его
обуревало совершенно невероятное возбуждение.
- Убежим отсюда? - спросил он ее.
- С тобой – хоть на край света, -
прошептала она ему, растопив своим взглядом последние остатки
разума, что еще присутствовали у Лёхи. – Можно ко мне. Я живу тут
недалеко, а мама в санаторий уехала, по профсоюзной путевке.
Леха кинул червонец на чай, и,
подхватив девчонку, пошел на выход, прожигаемый насквозь
завистливыми взглядами мужской половины. Дамы, впрочем,
исчезновению конкурентки были только рады, чего даже и не думали
скрывать.
Таксист появился, как по мановению
ока, стоило лишь только Лильке поднять руку. - Курортная, двадцать
пять, - небрежно бросила она. Они самозабвенно целовались, даже
когда машина уже стояла у дома, а водитель свирепо пялился на
них.
- Шеф, не серчай! – кинул ему
червонец Лёха. – Не видишь, любовь у нас.