Кристоф оставил машину в переулке, и
до бывшего убежища главы кадаверциан они с Доной шли пешком.
Асфальт на дороге потрескался, фонари давно не горели. На лестнице
у подъезда лежал слой листвы, мелких веток и прочего мусора. В
окнах мансарды отражались зеленоватые призрачные огоньки, горящие в
глубинах комнат. Здесь не было мертво, как в Праге, но девушка
чувствовала, что холод, веющий от особняка, заползает в ее
грудь.
— Дом с привидениями, — сказал
Кристоф.
Дона мельком взглянула на него.
Некромант стоял, засунув руки глубоко в карманы, ветер трепал его
длинные темные волосы, а на лице было странное выражение досады и
горечи.
— Когда ты была здесь в последний
раз?
— Давно.
Она смотрела на провалы окон,
машинально потирая похолодевшие ладони.
— Не могу приходить сюда. Все время
кажется, что… — Девушка не договорила.
Но колдун понял. Нахмурился еще
сильнее. Первым поднялся по лестнице, отпер дверь своим ключом.
Из-за плеча брата Дона увидела огромный круглый вестибюль. Входя
внутрь, почувствовала привычную прохладу магической «Завесы» —
мощного охранного заклинания.
Зеркальный пол покрывал слой пыли. В
пустых вазонах серыми комками ссохлась земля. Раньше здесь росли
розы. Колючие ярко-зеленые кусты оплетали простенки между
окнами.
Вниз вели две широкие, плавно
изогнутые лестницы. Если смотреть сверху, возникала иллюзия
перевернутости дома. Казалось, что потолок и пол внезапно
поменялись местами. Как архитектору удалось сделать это, Дона не
могла понять до сих пор.
Из верхнего сада кадаверциан
спустились в нижний холл. Колдун, едва слышно произносящий
отпирающие заклинания, шел впереди. Снизу поднималась ледяная тьма.
Казалось, она ползет по ступеням и вьется вокруг ног, заглушая
шаги.
Внезапно некромант остановился
прислушиваясь. Дона тоже замерла... Внизу кто-то был. Спутники
обменялись быстрыми взглядами, и в ладонях у обоих зажглось зеленое
пламя.
Лестница закончилась в просторном
круглом зале. В него выходил десяток коридоров, еще два спуска вели
на нижние галереи. С темных стен смотрели портреты. Лица давно
погибших. Тех, кто был особенно дорог мэтру.
В центре павильона на черном полу
сидела женщина. Длинные, давно немытые и нечесаные волосы серыми
космами падали на ее лицо, лохмотья, когда-то, видимо, бывшие белым
платьем, едва прикрывали худое тело. Руки с обломанными ногтями
перебирали какое-то тряпье.