— И не ел опять
ничего. Я же вот ем, не отказываюсь, хотя меня тоже…
Где-то хлопнула дверь, раздались громкие, очевидно пьяные голоса.
Маленькая фигурка, взмахнув подолом длинного одеяния, вскочила и кинулась
прочь, стараясь не выходить из тени, которую отбрасывала стена. Сердобольная
служаночка, которая что-то стащила с кухни для своего любимца?
Голоса приблизились. На сей раз сомнений не было никаких — трое пьяных вдрызг солдат. На боках — то ли шпаги, то ли узкие мечи (Лир, когда
еще не был «живым трупом», в рамках программы пятиборья как раз фехтовал чем-то
вроде того), на головах —
шляпы, украшенные полосатыми перьями какой-то птицы, на коротких камзолах — гербы. Дартаньяны, твою мать!
Троица приблизилась и опять-таки остановилась прямо возле того места,
где лежал кто-то прикованный цепью и выше висел Лир.
— Пошли, Монти, хрен
ли тут делать? — один
из «дартаньянов» хлопнул по плечу второго, самого мелкого и, похоже, самого пьяного
из них так, что тот клюнул носом.
— Хочу его подразнить.
— Драконовы боги, нахрена?
Подразнить? Точно не о псе речь… В душу закралось отвратное подозрение,
которое тут же, недолго думая, подтвердил пьянчужка:
— Эй, пресветлый дор,
где там твоя хваленая гордость. В жопе?
Солдаты заржали, а Лир со всей силы рванулся вперед, чтобы увидеть,
убедиться… И вдруг провалился куда-то, словно в колодец. Вопрос — куда? — опять-таки решился сразу. Ровно в тот момент,
когда перепуганный и растерянный Лир ощутил, как чей-то сапог больно ткнул его
в бок… Он, что же, как-то влез в тело несчастного дора Бьюрефельта, как видно,
действительно брошенного после пыток и насилия на потеху солдатам? И… И… И от
осознания этого сразу навалилось все — болело разбитое лицо, сломанные ребра, отбитый живот. Руки, ноги,
спина… Болело… Все… Лир на секунду даже забыл о том, что его (или вернее дора
Бьюрефельта) вот-вот изобьют в невесть какой раз. Куда важнее оказалось другое:
он чувствовал свое тело! Все, целиком, а не только выше шеи! Все болело, от
слабости темнело в глазах, но это было все равно несравненно, несопоставимо,
феерически лучше той беспомощной мертвой неподвижности, к которой он уже стал
привыкать…
Этот мир из снов был другим, страшным, жестоким и непонятным, но только
здесь Лир чувствовал себя не обрубком, а целым! Осознав это и приняв, как
аксиому, он рванулся, поднимаясь с мостовой, и заревел так яростно и
торжествующе, что солдатня испуганно пырснула от него в стороны... А вот что
произошло дальше, Лир уже не увидел. Неведомая сила потянула его вверх, прочь
из уже нагретого его душой тела. Он очнулся в своей квартире, на ненавистной
кровати и с еще более ненавистной сиделкой над собой.