- Что это у тебя в одежде нашли? – сказал Ченегрепа, показывая
Матвееву его «Нокию».
- Это камень, который я нашел в святых пещерах – мой талисман.
Он приносит удачу мне и несчастья тем, кто его у меня желает
отобрать.
Старый Ченегрепа брезгливо бросил к его ногам телефон и перевел
молодому вождю слова Матвеева. Тот задумался на пару мгновений, а
потом еще что-то сказал переводчику.
- А пошто одет ты не по-иночески, где твоя риза черная? – снова
спросил Ченегрепа.
- Про то не ведаю, оставлял я её на берегу, и может быть унесло
ее течением быстрым или стащил тать недобрый.
Ченегрепа перевел сказанное. Вождь кивнул и сказал пару
слов.
- И еще хан вопрошает тебя. Чему ты обучен и какой от тебя еси
толк, кроме молитв вашему Богу?
- Грамоту разумею, книги церковные читать могу, песни могу петь
богослужебные и просто для развлечения.
Пока хан и Ченегрепа совещались, Серёга мысленно поблагодарил
свою бабушку, вместе с которой он с детства ходил в храм, и даже
последние пять лет был пономарём, что помогло ему освоить тексты на
церковнославянском. Кстати, хоть Сергей и был «ребенком» своего
времени, это было, пожалуй, единственное, что его отличало от
большинства сверстников.
Молодой хан, разговаривая со своим переводчиком, периодически
оценивающе поглядывал то на серебряный крестик на груди у Матвеева,
то на его бородатую физиономию. Спустя несколько минут старик снова
обратился к пленнику:
- На соглядатая и лазутчика ты не похож… Может ты воистину инок,
но мы поклоняемся Тенгри-хану – Великому Синему небу. А потому твои
молитвы нам не нужны. Все ваши книги скучны для хана Сакзя, а
потому и твоя грамота ему не по норову. А вот песни он любит, так
что, спой сейчас хану что-нибудь для души.
Это было, как говорится, предложение, от которого нельзя
отказываться. Сергей попросил его развязать, встал, разминая
затекшие ноги, откашлялся и запел первую пришедшую в его голову
песню, которую в то время еще, естественно, никто не знал:
- Черный ворон, черный ворон
Что ж ты вьешься надо мной…
Это была одна из песен, которую они часто пели в дружеской
компании у костра, когда хотелось, чтобы «душа развернулась».
Надо было отдать должное Матвееву и, в первую очередь, регенту
церковного хора из его храма – голос у Серёги был неплохо
поставлен. Это было заметно по тому, с каким вниманием слушали его
половцы. Некоторые с любопытством даже стали подходить от других
юрт. И суровые часовые остановились, чтобы послушать пение.
Конечно, из них практически никто не понимал слов, но кочевников,
по видимому, впечатлил стиль исполнения, так близкий их родным
долгим степным напевам, а также спокойный и уверенный бас Сергея.
Когда он допел песню, на несколько мгновений воцарилась тишина, а
потом все вразнобой стали одобрительно кивать и поднимать руки
вверх.