Тем временем Матвеев озвучил жене Итларя, что ему нужно для
ушивания раны, и она довольно быстро принесла все необходимое. К
тому моменту, как все было готово, повар был также полностью готов.
Ноги его уже не держали, и он нес какой-то бред про жирную рыбу,
которая все гоняется за ним с ножом в плавниках.
Не обращая внимания на болтовню Итларя, Матвеев хорошенько вымыл
руки проточной водой и тщательно обработал рану. Сергей на
последнем курсе ассистировал на нескольких операциях, и ему
пару-тройку разов доверяли ушивать подкожно-жировую клетчатку и
кожу, так что эти навыки ему пригодились в полной мере. Правда
теперь ему довелось еще и ушить мышцы, но и с этим он справился. Он
вспомнил, как однажды спросил хирурга, как они понимают, что с чем
нужно в ране зашивать. Старый хирург тогда ответил: «Все очень
просто: красненькое пришиваешь к красненькому, желтенькое – к
желтенькому, а беленькое – к беленькому. Ну и постоянное повторение
анатомии помогает немного».
Матвеев вспомнил эти советы и довольно быстро узловыми швами
справился с раной и перевязал ее чистой тканью. Винная анестезия,
как оказалось, пошла Итларю на пользу, и повар почти не чувствовал
боли, а был чрезмерно весел и жизнерадостен.
- Спасибо тебе, монах, что спас меня от раны. И тебе спасибо,
самая лучшая в мире жена, что ты мне не дала…ик…от жажды помереть.
Прости мне, если был суров с тобой. И тебя благодарю, о грозный
Тенгри-хан, что не забрал меня, такого молодого и красивого, к себе
раньше срока.
А репутация Матвеева, как лекаря, таким образом еще более
утвердилась в глазах очевидцев.
На закате всех рабов Сакзевой и соседних веж собрали для
показательной казни. Так ничего не добившись от оставшегося в живых
Могуты, Сурьбарь убедил Сакзя его казнить. Рядом с пленником лежало
тело Благомудра с торчащей из спины стрелой, попавшей через спину
прямо в сердце. На лице старика застыло выражение одновременного
удивления и огорчения, как будто бы он говорил: «Как вы могли меня
убить, я ведь только снова обрел свободу?»
Могута стоял со связанными спереди руками, а другой конец
веревки был привязан к лошади со всадником. Рубахи на русиче не
было, так что были заметны следы многочисленных побоев на его теле.
Лицо его тоже сильно пострадало: некогда густая борода почти
полностью обгорела, один глаз заплыл, и только другим синим глазом
он кого-то искал в толпе. Когда он увидел проходящего Сергея, то
сложил руки, правую на левую, и протянул к монаху для последнего
благословения.