Не зря Налбат говорил мне, что
Смирновы из кудесников превратились в торговцев. Очень многое было
потеряно и изъято из нашего хранилища знаний. Растеряли. Хорошо
хоть сохранились семейные дневники, где те, кто пробудил кровь,
наше наследие — рассказывали о своих ощущениях, тренировках и
попытках овладеть этой силой. В этих дневниках они рассуждали о
природе нашей мутации, о ее пользе. Их мысли были самым ценным
достоянием всей библиотеки. Удача повернулась ко мне лицом, и среди
множества дневников я нашел один — самый уникальный. Бриллиант
среди гальки. Труд моего прапрадеда, имеющего точно такую же силу,
как и у меня. Так что я теперь точно знаю, в каком направлении
развиваться. За полгода я неплохо продвинулся и спасибо в этом
нужно сказать ему.
Вкратце расскажу то, что сам знаю об
этом человеке. Он жил в те времена, когда активно изучали новые
земли, и когда только сила кудесников стояла между простыми людьми
и тварями, что появлялись из аномалий возникших после ночи страха.
Когда неведомые существа переплывали моря и несли за собой хаос.
Обосновался он в Архангельске. Жил бобылем. С семьей общался редко
и был себе на уме. Водил дружбу с князьями Зима, правителями
Архангельска. В те времена, в которые он жил, север был куда
опаснее, чем сейчас. Чем он там занимался? Защищал жителей того
края от призрачных паразитов, что летали среди них, питаясь их
жизненной силой. Никто этих существ не видел, только мой прапрадед
о них знал и в меру своих сил помогал, уничтожая их день за днем,
год за годом. Он не требовал признания или денег, не рассказывал
никому о том, что видит, он просто делал то, что мог. Герой, о
котором никто не знает. Защитник. Все это я узнал из его дневника.
Там он и умер, на чужбине, перед своей смертью отправив этот
дневник главе рода, с наказом оставить его в библиотеке. Он
надеялся, что его знания не пропадут зря.
Вот так.
Что еще произошло за это время? Разве
что это? Я вытянул руку вперед и на ней возникли тысячи зеленых
огоньков, что светлячками летали вокруг моей ладошки, вверх, до
самого локтя, кружа и щекоча меня своими прикосновениями к коже.
Эти огоньки завораживали взгляд своими плавными движениями. Я
назвал эту форму — «изумрудная река». Я не забыл то свое
обещание, данное в больнице, когда я лечил детей и отводил взгляд,
не в силах смотреть на их страдания. Вторая моя форма третьей
ступени призвана не калечить, не убивать, а исцелять.