Но отдадим должное --
если по мастерству родовитый ятаган Шешез Абу-Салим фарр-ла-Кабир и
не входил в первую дюжину Блистающих столицы, то во вторую он
входил наверняка, что было уже немало; хотя зачастую Абу-Салим и
уклонялся от Бесед с влиятельным кланом Нагинат Рюгоку или с
Волчьей Метлой и ее подругами, предпочитая соперников своего роста.
И в этом я был с ним заодно, хотя и не всегда. А в последнее время
-- далеко не всегда.
-- Прикажете впустить?
-- повторил эсток.
Я согласно шевельнул
кисточками на головке моей рукояти, и Заррахид отвел своего
Придатка в сторону, освобождая проход.
Грузный Придаток
Абу-Салима, чьи вислые и закрученные с концов усы напоминали
перевернутую гарду надменных стилетов Ларбонны, торжественно
приблизился к моей стене, держа на вытянутых руках царственного
Шешеза. Затем он немного постоял, сверкая золотым шитьем парчового
халата -- я обратил внимание, что и сам Шешез Абу-Салим надел
сегодня ножны из крашеной пурпуром замши с тиснением "трилистника"
и восьмигранным лакированным набалдашником -- и спустя мгновение
ятаган Шешез приветственно прошуршал, опускаясь на сандаловую
подставку для гостей.
Висеть Абу-Салим не
любил -- как у всех ятаганов его рода, центр тяжести Шешеза
смещался очень близко к расширяющемуся концу его клинка, отчего
ятаганы, висящие на стене, выглядели немного неуклюжими. Но
Блистающие Кабира прекрасно знали обманчивость этого впечатления,
да и сам я не раз видел, как его величество с легкостью рубит
десять слоев грубого сукна, обернутого вокруг стальной проволоки. И
вообще отличается изрядным проворством.
Даже двуручный грубиян
Гвениль Лоулезский и его братья-эспадоны (несмотря на отсутствие
вассальной зависимости Лоулеза от Кабирского эмирата) избегали при
посторонних звать Абу-Салима просто Шешезом, хотя ятаган и любил
свое первое имя-прозвище. Шешез -- на языке его предков, Диких
Лезвий, некогда приведших своих горных Придатков в Кабир, это
означало "молнию" или "лоб Небесного Быка".
Высокородный ятаган
вполне оправдывал это имя.
Шевельнувшись в
соответствующем моменту поклоне, я уж было решил приказать сменить
на мне одежду, но Абу-Салим поерзал на подставке и хитро подмигнул
мне зеленым изумрудом, украшавшим его рукоять.