У меня тут много жизни. Работа на службе неимоверно усложнилась: по 3—4 заседания или собрания в день. Интересно, но только я б хотел все это на производстве проводить. В институте сдал в последнюю сессию: 5 зачетов. До окончания осталось еще 12. Если разрешат, я к январю буду кончать.
Прошел уже чистку. Официально результаты еще неизвестны, но товарищ, близкий к «высшим кругам», сказал, что я не «абортирован». Как с остальными будет, не знаю…
Строю перспективы будущего. Больше чем когда-либо! Окончу институт, тогда либо в партию и на производство, либо в армию. В Нефтесиндикате вряд ли останусь.
Как с твоей поездкой в Ревель? И вообще с планами? Может, письмо мое тебя в Ленинграде не застанет? Перешлют.
Что в компании поделывают? Минна в частности?
Ну, целую тебя. Приветствую всех
А вот теперь он ее взбесил. По-настоящему разозлил, превратившись вдруг в средоточие чопорности. Он поучает Асю, он высокомерно нравоучает, раскладывает свои моралите, как записной проповедник откуда-нибудь из Винницы томики Святого Писания на консоли молящихся. А разве он имеет на это хоть тень права?! Никакого права! Мерзкий Дузька! Дурной и неблагодарный! А она-то мучилась необъяснимой виной за то, что понравился ей белокурый и голубоглазый Исанька Менакер на одном шумном праздничке. Понравился больше, чем остальные, что означает, дольше, чем на остальных задержала на нем Ася взгляд под тяжелыми веками. Ася разрывает письмо и бросает половинки на пол.
Не с кем даже посоветоваться по поводу мерзкого Дузьки. И Лёлечка хандрит. Доктор говорит, что нужно окружить ее тишиной и покоем. А какой еще покой, они и так все на цыпочках ходят мимо ее комнаты. Маме такого не расскажешь. И Ася поднимает листки, складывает их на столе и с омерзением перечитывает.
15/VII 1925 г.
Киев
Вот выдержки из твоих писем
«Я изменилась сильно… к худшему. Ты бы меня сейчас не любил бы…». «Стала задумываться, чтобы прокатиться в Ревель… Есть там много нужд в смысле обмундировки, так что было бы очень кстати пополнить свой гардероб заграничных вещей». «Все время жила безалаберно». «Бывало, раньше мой девиз был «не уступать» – и как много горя я пережила… теперь не то» и т. д.
Меня это возмущало. Я, несмотря на то, что говорил, что Ася по наклонной дорожке пошла, смотрел на нее как на серьезную вдумчивую девушку.