Теперь завод был переделан в общежитие для гигов – окна криво заколотили чем попало, комнаты кое-как расчистили и обустроили, насколько это могли себе позволить их нынешние владельцы. Сейчас тут проживало около двадцати человек. Район, конечно, выглядел довольно мрачно – но таким, как они, было практически нечего опасаться. Ворам поживиться тут было совершенно нечем, приличная публика и вовсе обходила подобные места стороной, а окрестная шпана сюда соваться боялась – всё-таки здешние обитатели находились в слишком уж другой весовой категории. Периодически, правда, им били стекла и писали на стенах обидные слова краской из баллончиков, но обитатели этого здания давно уже перестали обращать внимание на такие мелочи.
Стёпа поравнялся с корпусом и ступил на идущую вокруг завода дорожку. Под ногами начал приятно похрустывать гравий – они сами насыпали его в один из субботников около месяца назад. Вообще они каждую неделю старались хоть как-то улучшить прилегающую к унылому серому зданию территорию, используя для этого подручные средства, и постепенно их работа приносила плоды – завод всё более походил на нормальное человеческое жильё.
Стёпа подошёл к огромной железной двери, раньше служившей воротами для поездов, налёг на неё плечом и вошёл внутрь.
За дверью начинался длинный, широкий, тускло освещённый коридор. Стены его были собраны из разного цвета и размера листов фанеры, уходящих далеко вверх – под самые потолочные балки, крытые кровельным железом. По обеим сторонам коридора двумя рядами шли большие двери, такие же разношёрстные, как и всё вокруг.
Стёпа шагнул внутрь коридора, вдохнув носом тёплый дух общежития – смесь старых запахов металла и смазки, оставшихся от поездов, с ароматами готовящейся на кухне еды и влажных древесных панелей, – и зашагал в сторону своего жилища.
Он уже подходил к своей комнате, когда большая соседняя дверь вдруг тихонько скрипнула и из-за неё осторожно выглянул дядя Виталик. Сначала в приоткрывшемся проёме показалась только его огромная голова; затем, убедившись, что пришли свои, дядя Виталик сделал пару шагов и выбрался из комнаты целиком.
Он был очень большой, чуть ли не в два раза больше Стёпы. Впервые увидел своего соседа, Стёпа по-настоящему испугался. До этого он никогда не встречал таких больших гигов, поэтому весь облик дяди Виталика – огромные руки и ноги, исполинский рост – всё это произвело на Стёпу неизгладимое впечатление. Но больше всего, конечно, его напугало лицо, и в особенности – огромные глаза и зубы. Когда он увидел их вблизи, что-то внутри непроизвольно сжалось от страха, хоть он и понимал, насколько это глупо. Потом, конечно, испуг прошёл – тем более, что дядя Виталик оказался приятным и очень добрым человеком. Он почти всё время сидел дома и выращивал у себя в комнате разные растения, а по вечерам писал стихи и песни – как-то раз он прочитал Стёпе парочку, и тот поразился: оказалось, душа у его соседа даже больше, чем вмещавшее её в себя тело. У дяди Виталика была даже специально изготовленная каким-то другом гитара, на которой сосед очень любил поиграть длинными свободными вечерами, которых у него было так много. Совсем недавно эта гитара была для Стёпы поистине гигантским инструментом, но в последнее время он с грустью замечал, что она становится всё меньше и меньше. Гитара, понятное дело, оставалась такой, какой и была, – просто Стёпа рос, и однажды этот инструмент должен был прийтись ему как раз впору.