Она говорила, что это делает меня нормальным.
Она клялась, что так будет правильно.
Ты довольна, дрянь? Я больше не могу нормально спать, ведь каждую ночь возвращаюсь в один и тот же сон. По словам психотерапевта, это последствия пережитой травмы. Знать бы еще какой. Ведь у меня их тысяча и одна.
Надеюсь, ты горишь в Аду, Лена, со всей нашей семьей. Отдельный котел для тебя слишком мал, я бы выделил целый круг с чередой непрерывных страданий. Взял бы цепь и самолично выстегал до кровавых ошметков. Ненавижу тебя, ненавижу их.
Кулак со всей силы врезается в пластик. Боли почти не чувствую, однако след крови на поверхности меж трещин приносит облегчение. Еще раз и снова. Смартфон бренчит привычным писком, напоминая о пришедшем сообщении в личку Ватсап. Зачем я включил уведомления? Надо будет исправить это упущение.
СтариКАКАшка: «Завтра в галерее благотворительная акция. Ты помнишь?»
Нет, и мне как-то все равно. Веселить кучку вшивых сироток из приюта? Делать мне больше нечего, как их каракули с претензией на искусство за живопись выдавать. Если ты нарисовал зеленый шарик с фиолетовыми ушами, это еще не делает его бегемотом.
СтариКАКАшка: «Я знаю, что ты прочитал предыдущее сообщение».
Рома Сташенко доконает своим нытьем даже мертвого. Меня он любит доводить особенно. Следом за прошлыми двумя сообщениями еще пять новых.
«Тебе все равно не спрятаться».
«Хватит играть в ребенка!»
«Ты был у Григория на сеансе? Имей в виду, я проверю».
«Никита, тебе двенадцать? И смени это идиотское прозвище в контактах!»
Показываю экрану средний палец и, отключив телефон, двигаюсь к выходу. Пинком открываю дверь и с тоской смотрю на угасающее оранжевое солнце. Весь день насмарку из-за парочки дур.
Собака. Вот черт, его же надо куда-то деть…
— Мы его искупали и накормили. Он такой милый, — две светловолосые девчонки — дочери нашего директора — улыбаются и играют с довольным щенком. Тот кружит на парковке у самых ног, преданно заглядывая в глаза и виляя хвостом. Естественно, ничего у него не сломано, все та коза наврала ради чувства жалости. Однако этот факт почему-то приносит облегчение — хоть вести никуда не придется.
— Так забирайте, — отмахиваюсь, глядя большие и удивленные глаза. — Только безвозвратно и без «он вырос большой, выкинем его на улицу».