Платья дам были великолепны и тоже сияли множеством бриллиантов. Королева, впрочем, вышла в довольно скромном туалете; Август встретил супругу с почтительной любезностью; музыка грянула марш, но главных виновниц пира еще не было.
Государь начинал уже хмурить брови и поглядывал на Фюрстенберга слишком знакомым последнему сердитым взглядом, но в эту минуту у входных дверей, несмотря на королевское присутствие, послышался сдержанный говор и смятение… Толпа расступилась; все головы повернулись в одну сторону, и Фюрстенберг проговорил: «Идут»!
В дверях показалось бледно-желтое, грустное лицо графа Гойма, который вел под руку свою жену.
Никогда еще при этом дворе, присмотревшемся к самым красивым женщинам, не появлялось более обольстительное создание! С царственным величием, спокойно, смело и гордо шла графиня Гойм. Король не спускал с нее глаз, но она на него не смотрела. Муж должен был представить ее королеве, и они направились прямо к ней, не обращая почти ни малейшего внимания ни на пышный придворный блеск, ни на величественную красоту короля, который нарочно встал так, чтобы произвести на вновь прибывшую самое приятное впечатление. На лице его выражалось нетерпение.
Королева была очень милостива к новой гостье: она ласково подняла глаза на Анну и улыбнулась ей с каким-то состраданием, как будто бы соболезновала об участи, ожидавшей красавицу.
Лишь только окончились формальности представления, музыка грянула польский и король под руку с королевой открыл бал…
Все придворные дамы были здесь – даже больная Юльхен притащилась сюда, чтобы удовлетворить свое любопытство, – не было лишь одной княгини Тешен. Но вот первый танец кончился; в дверях снова послышался легкий шум, и среди расступившейся толпы появилась Тешен. Король повернул голову и увидел ее в самых дверях, где она стояла, как будто колеблясь, войти ей или нет.
Она была одета в глубокий траур…
Август сразу заметил это и рассердился, но, однако, пошел ей навстречу.
– Что это? – спросил он. – Уж не лишились ли вы кого-нибудь из близких?
И по лицу Августа пробежала насмешливая улыбка.
– Я лишилась тебя, государь! – тихо отвечала Урсула.
Внимание придворных, на минуту отвлеченное появлением княгини, снова обратилось к графине Гойм. Она была до того прекрасна, что даже женщины единогласно признали, что Анна затмила всех своей красотой. Ее черные глаза строго окидывали бальную залу; все другие красавицы при ней гасли, как звезды перед солнцем.